Джек Кертис - Заколдуй меня

Она оглядела сидевших в баре мужчин. Похоже, она была здесь единственной дамой. Двое парней, совсем еще юных, старались перепить друг друга. Перед ними стояла бутылка виски. В углу сидел старик с одним-единственным стаканом пива. Весь день он так и не сдвинулся с места с тех пор, как Паскью с Софи вошли в бар. Никто из посетителей не был загримирован под мертвую голову со зловещей улыбкой.

— Помнишь квартиру Чарли Сингера? — спросил Паскью.

— Да, помню. По сути дела — одна большая комната.

Закрыв глаза, Софи постаралась представить себе это место: кухня, похожая на камбуз, ванная со стеклянным потолком и перегородками из матового стекла... И везде ширмы: за одной — кабинет, за другой — спальня. Чарли время от времени передвигал ширмы в зависимости от того, нужно ли было ему в тот момент скрыться или нет.

— М-м-м-м... — Она мысленно обвела взглядом квартиру. — Мебели почти не было.

— А помнишь вышитых на шелку бабочек?

— Нет. А что?

— Для меня это, пожалуй, самое яркое воспоминание. Шелк с бабочками на ширме, отделявшей спальню. Бабочки вышиты по диагонали, и впечатление такое, будто они летят. Все в радужных тонах.

Софи улыбнулась:

— Сколько ЛСД мы поглотили у Чарли на квартире! И каждого посещали восхитительные галлюцинации.

— Но тебе не мерещились бабочки?

— Бабочки — нет. Зато я видела розовых и зеленых мышек, которые исполняли «Мой путь» в ритме походного марша.

— Ты всегда умела хорошо пошутить! — рассмеялся Паскью.

— Надеюсь, ты не можешь сказать, что я потеряла чувство юмора.

— Определенно нет. Шутка с пистолетом — неплохое начало.

— Но я ведь позволила тебе забрать пистолет. А потом и вовсе забыла о нем. Убедив тебя, что пистолет не заряжен, я получила преимущество. Ведь ты мог наброситься на меня, и тогда стало бы ясно, что автор писем — ты.

— Если бы я действительно бросился на тебя?

И снова, как там, в зале, она приставила указательный палец к его виску, оттопырив большой.

— Бам!

Когда Паскью недоверчиво покачал головой, Софи сказала:

— Никогда не утверждай того, в чем не уверен.

Бармен делал вид, будто не замечает, что они хотят сделать очередной заказ, и Паскью пришлось самому идти к стойке, чтобы наполнить стаканы. Софи видела, что он налил двойные порции, и спросила:

— А если бы оказалось, что это обычный шантаж, ты заплатил бы?

— У меня не было никакого плана, Софи. Это ты приехала с пистолетом, — ответил Паскью.

— А что, если этот парень даст огласку случившемуся с Лори Костров?

Паскью пожал плечами.

— Ну давай, Сэм, думай. Ты ведь сказал, что работаешь адвокатом. Что тогда будет?

— Мы убили ее, — ответил он. — В конечном счете, мы вместе ее убили. А теперь сама подумай, что будет.

Какое-то время они еще поговорили, близко наклонившись друг к другу и обсуждая свои тайны, и собрались уходить. Мужчины все еще выпивали и веселились, но в них уже чувствовалась нервозность; одно дело «задержаться», другое — «сильно опоздать». Что скажет жена?

Старик в углу сидел, все так же склонившись над пивом, и теперь чему-то улыбался.

«Здесь не только Сэм, — думал он, — но и Софи Ланнер». Он почувствовал себя охотником, удачно расставившим капканы.

Эллвуд предупреждал его: не надо все усложнять.

Ничего сложного — все очень просто. В этом все дело. Их новая жизнь — с Карлой — будет совсем простой. Никакой сумятицы, никакой путаницы, прошлое будет стерто из памяти, как рисунок с грифельной доски.

«Эллвуд получит свое. Я — свое. За это надо выпить». Он поднял стакан и осушил его до дна. Великий Зено — иллюзионист.

Паскью и Софи пешком возвращались в «Паллингз», освещаемые неярким послеполуденным солнцем, от которого небо на горизонте окрасилось в зеленовато-желтый цвет. Море было спокойно.

— Давай навестим жену Ника Говарда, — предложила Софи.

Валлас застыл, словно окаменев, сидя в своем офисе с окнами на набережную. Лихтер [3], пыхтя, взбирался вверх по реке, плоскодонный уродец, с грациозной легкостью преодолевающий течение. В сгущающихся сумерках он наблюдал за его продвижением, за тем, как расходятся ровные волны по обе стороны от лихтера.

Вот уже двадцать минут приходилось выслушивать от Хилари Тодда избитые истины, и это порядком утомляло. Густые волосяные заросли выбивались из-под манжетов Хилари, как доказательство его мужественности, поставленной под сомнение таким именем. Он расхаживал взад-вперед, пока говорил, активно жестикулируя и постепенно краснея, по мере того как приближался к самому главному.