Эдди Шах - Оборотни

Эдем обернулся и увидел, как сверкнуло мачете, вонзившись в головку змеи.

Он поднял глаза на Билли, в руках которой оказалось мачете. Она всеми силами нажимала на него, придавив голову змеи к камню.

Кольца вокруг его руки начали ослабевать, крики Фруктового Сока усилились. Затем он увидел, что Фруктовый Сок старается отобрать мачете у Билли. Эдему удалось высвободить руку от змеи и, отступив, почувствовать себя наконец вне опасности.

Фруктовый Сок все же вырвал мачете из рук Билли, а полумертвая змея сползла с камня в траву.

— Что же вы, падлы, делаете? — визжал Фруктовый Сок, и его молодое лицо вдруг стало выглядеть старым и усталым. — Этот удар обойдется мне в сотню долларов. Вы теперь должны мне за это сотню.

Стоявшие за ним все еще продолжали смеяться.

— Она же могла убить… — сказала пораженная Билли.

— Ничего она не могла. Дура, мы уже высушили ее яд. Подрезали ее вонючие зубы. Она не могла бы убить и бабочку.

— Это же не… — Билли, вне себя от ярости, не находила слов.

— Может, поцарапала бы его. Может, просто сорвала бы немного кожи. Дура! Это была хорошая змея.

Эдем обхватил рукой Билли.

— Успокоитесь, — сказал он. — И благодарю вас. — Он повернулся к Фруктовому Соку: — Что-нибудь еще? Или это все?

— Вы должны мне пятьсот баксов.

Эдем полез в карман и вытащил банкноты. Он добавил к пачке еще одну бумажку и вручил деньги Фруктовому Соку.

— За мной еще сотня.

Фруктовый Сок не потрудился посчитать деньги, просто положил их в карман пальто.

— Доверяете? — спросил Эдем.

— Вы же не жулик. Но у вас действительно есть желание умереть.

— У него это есть, — сказал, дрожа, Жирный. — Наверняка есть.

— Я еще такого не видывал. Вы позволили бы змее укусить вас. Провались я на этом месте, но вы бы ей позволили!

— Я тоже такого не видал. Настоящее сумасшедшее желание умереть.

— Почему вы хотите умереть?

— Никто не хочет умирать, — спокойно ответил Эдем.

— Может, вы не хотите умереть, но вы не заботитесь о жизни.

— Интересное зрелище, — сказал Эдем, меняя тему. Он взял руку Билли. — Получен хороший опыт. С вами все в порядке? — спросил он, когда они шли к выходу.

— Теперь да. Боже, что же мы там делали?

— Спасибо за выручку.

— Не могла бы поверить такому. Эта змея… ой… думала, что она вас ужалит.

— А я-то удивлялся, почему они все смеялись. Мерзавцы, высушили ее мешочек с ядом.

— Ну и представление!

— Понравилось? Вот мы и развлеклись в Новом Орлеане.

— И все это только для развлечения?

— Кто знает?

— А что они имели в виду, говоря, что вас двое? Два духа в одном теле.

— Не знаю. — Эдем не хотел рассказывать ей о Маркусе. Но это была именно та часть обряда, которая потрясла его. Как, черт возьми, могли они узнать?

— Это перетряхнуло вас. Вы стали безумны.

— Еще бы! Змея прямо уставилась на меня. Готовилась меня сожрать, — пошутил он.

— И вынесли вы что-нибудь из этого?

— Нет. А видели вы эту сексуальную штуковину между ними?

— Не могла поверить в это.

— Забавно. Забавно. Удивляюсь, как могли они исполнить такой трюк. И как могли вытащить змею изо рта.

— Ведь не из рукава — он был голым.

— Наверное, из жира. Из складок жира вокруг живота. — Он шутил и понемногу расслаблялся, удовлетворенный тем, что отвлек ее от темы Маркуса.

Маркус, Маркус… Итак, кто-то другой наконец увидел тебя. А кто же хорош и кто плох? Это я плох, Маркус? Я? С руками, обагренными кровью. Этот жирный мерзавец увидел меня таким, каков я есть. Плохой. По крайней мере, ты был там. По крайней мере, ты тот, кто позволяет мне держаться прямо.

Площадь Свердлова

Москва

Большой лимузин «ЗИЛ» застрял в уличной пробке. Это становилось обычным явлением. Ему способствовал наплыв дешевых импортных машин и ничем не ограниченное передвижение по России.

— Мы стремительно догоняем Запад. Люди голодают, но отдают все, чтобы их увидели в новой машине, — сказал Ростов своему заместителю, поглядывая на неподвижные вереницы машин.

— Равняюсь на Бориса, как пишет журнал «Тайм». Новое пижонство, — ответил Номер Второй, молодой человек чуть старше тридцати, предназначавшийся для дел большого масштаба. Как и Ростов, он был ревностным христианином, и оба чувствовали себя легко в компании друг друга. Доверительность эта установилась давно, еще с тех дней, когда свою религиозную веру они старались не афишировать. — Этим журналистам легко наводить критику. Попробовали бы они пожить в революционном обществе, которое изменяется день ото дня. Хотел бы я посмотреть, как справились бы они, если бы их возлюбленный капитализм заменили на нашу систему.