Джим Томпсон - Убийца внутри меня

— Ну так скажите им, чтоб не так быстро показывали, — сказал я. — Когда они спешат, мне ее толком не удается разглядеть. Только гляну, а ее уж нет.

Сестра нахмурилась. Покачала головой, воззрившись на меня так, будто ушам своим не поверила. И несколько попятилась от кровати.

— Вы… — Она сглотнула. — Вам хочется смотреть на эти фотографии?

— Ну… э-э… я…

— Вам хочется, — медленно произнесла она. — Вы хотите смотреть на фотографии девушки, которую вы… вы…

— Конечно, я хочу на них смотреть. — Я уже злился. — А почему бы мне и не хотеть? Что не так? С чего бы мне на них не смотреть?

Санитары двинулись ко мне. Я понизил голос.

— Извините, — сказал я. — Я не хотел бузить. Если вам, ребята, слишком некогда, может, поставите мне сюда проектор? Я умею с ним обращаться, ничего не сломаю.

Ночь у меня прошла очень скверно. Картинок не показывали, а есть хотелось так, что я долго не мог заснуть. Хорошо, что настало утро.

Так и закончился этот номер, а других они не откалывали. Наверно, смекнул я, поняли, что трата времени. С того дня они меня просто держали; сторожили, я с ними разговаривал лишь по необходимости, они со мной — тоже.

Так продолжалось шесть дней, и я начал недоумевать. Потому что эти их улики должны созреть — если они вообще есть.

Настал седьмой день — я вообще ничего уже не понимал. И тут сразу после обеда явился Бутуз Билли Уокер.

— Где он? — заорал адвокат. — Что вы сделали с беднягой? Вырвали у него язык? Поджарили на медленном огне? Где он, я вас спрашиваю?

Он шел по коридору и орал во всю глотку; я слышал, как несколько человек неслись за ним вприпрыжку — пытались его утихомирить, только никому и никогда это особо не удавалось, им тоже не удалось. Я его в жизни не видел, только слышал пару раз по радио, но сразу понял — он. Наверно, понял бы, если б даже не слышал. Бутуза Билли Уокера не надо видеть или слышать — и так ясно, что он где-то рядом. Его шкурой чувствуешь.

Остановились у меня перед дверью, и Бутуз заколотил в нее кулаками, как будто у них не было ключа и он собирался ее высадить.

— Мистер Форд! Бедняга мой! — орал он. Елки-палки, его было слыхать по всему Сентрал-Сити. — Вы меня слышите? Вам порвали барабанные перепонки? Вы слишком ослабли и поэтому не отвечаете? Мужайтесь, мой бедный собрат!

Он и дальше орал и колотил в дверь, и вроде бы рассказывать про это смешно, только ничего смешного тут не было. Даже мне было не смешно, а я-то знал, что со мной вообще-то ничего не делали. Я уже и сам был готов поверить, что меня обработали.

Дверь наконец удалось отпереть, и он заскочил в палату. Так же смешно он и выглядел — то есть должен был выглядеть, раз и слушать его было смешно, — но смеяться мне совсем не хотелось. Низенький и толстый, с пузом; на рубашке оторвалась пара пуговиц, в прореху виднелся пупок. Старый черный костюм висел мешком, виднелись красные подтяжки; на голове как-то набекрень сидела черная обвислая шляпа. Все в нем было не по размеру, как говорится, и не по форме. Но смеяться мне было решительно не над чем. Да и медсестре, двум санитарам и старому доктору Отто-щалому, судя по всему, — тоже.

Бутуз Билли обхватил меня руками, назвал «беднягой» и погладил по голове. Для этого пришлось встать на цыпочки; но казалось, что тянуться ему и не пришлось, и это было тоже не смешно.

Он как-то сразу вдруг развернулся и схватил медсестру за руку:

— Вот эта женщина, мистер Форд? Это она била вас цепями? Фу! Тьфу! Мерзость! — И вытер руку о брючину, свирепо глядя на сестру.

Санитары помогали мне одеться и времени даром не теряли. Но, по словам Бутуза Билли, об этом было нипочем не догадаться.

— Звери! — орал он. — Неужто ваши садистские аппетиты ненасытны? Вот надо вам даже сейчас пялиться и пускать слюни на дело ваших рук? Оденьте уже наконец это бедное измученное тело, это сломленное существо, что некогда было изваяно по образу и подобию Божьему!

Медсестра что-то лопотала и заикалась, а лицо у нее меняло оттенки. Мослы на лице доктора скакали, будто чертики в табакерке. Бутуз Билли Уокер схватил ночной горшок и сунул его доктору под нос:

— Вы его из этого кормили, а? Я так и думал! На хлебе и воде его держали, а давали в помойном ведре! Позор, позор, тьфу! В нем давали, а? Отвечайте, милостивый государь! Давали или не давали? Фу, тьфу, бе-э! Клятвопреступник, лжесвидетель! Отвечайте, да или нет!

Док покачал головой, затем кивнул. Покачал и кивнул одновременно. Бутуз Билли выронил горшок на пол и схватил меня за руку: