Айра Левин - Поцелуй перед смертью

— Ну ладно, — махнул рукой Кингшип. — Возможно, он золотой парень. Я просто не хочу, чтобы ты наделала ошибок.

— В каком смысле?

Она опять повернулась от окна и настороженно застыла в ожидании ответа.

— Я не хочу, чтобы ты сделала ошибочный выбор, вот и все, — неуверенным голосом сказал Кингшип.

— Ты и других расспрашиваешь о нем? — сурово спросила Марион. — Своих знакомых? Поручил кому-нибудь узнать о нем всю подноготную?

— Нет!

— Как ты сделал с Эллен?

— Эллен было только семнадцать лет. И ты не можешь отрицать, что я был прав. Это был беспутный парень.

— Ну мне-то двадцать пять лет, и я достаточно разбираюсь в людях. Если ты поручил кому-нибудь копаться в прошлом Берта…

— Мне и в голову не приходило!

Марион смерила его колючим взглядом.

— Мне нравится Берт, — медленно выговорила она. — Он мне очень нравится. Ты понимаешь, что это значит — наконец найти человека, который тебе нравится?

— Марион, я…

— Так что если ты хоть как-нибудь — как-нибудь! — дашь ему понять, что ты его не жалуешь, что он меня не достоин… я тебя никогда не прощу. Клянусь, я не буду с тобой разговаривать до конца своих дней.

Она опять отвернулась к окну.

— Марион, мне и в голову не приходило. Клянусь…

Он беспомощно поглядел на ее жестко выпрямленную спину и с усталым вздохом опустился в кресло.

Через несколько минут в наружную дверь позвонили. Марион отошла от окна и пошла к двойной двери, которая вела в прихожую.

— Марион, — сказал Кингшип, вставая.

Она остановилась и поглядела на него. Из прихожей донесся звук отворяемой двери, приглушенные голоса.

— Пригласи его зайти сюда… выпить со мной по рюмочке.

Прошла минута.

— Хорошо, — сказала Марион. Она на секунду задержалась в дверях. — Прости, что я так с тобой разговаривала.

Она вышла.

Кингшип смотрел ей вслед. Потом повернулся к камину, сделал шаг назад и посмотрел на себя в зеркало, висевшее над каминной полкой. Он увидел упитанного человека в костюме, который стоил триста сорок долларов, стоявшего в комнате, за которую он платил семьсот долларов в месяц.

Затем он выпрямился, изобразил на лице улыбку, пошел к двери и протянул правую руку.

— Добрый вечер, Берт, — сказал он.

В субботу в начале ноября у Марион был день рождения. Утром она торопливо убрала квартиру и в час дня пришла на тихую улочку, отходящую от Парк-авеню, и подошла к небольшому зданию, где серебряная табличка около белой двери доверительно сообщала, что здесь находится не приемная психотерапевта и не контора дизайнера, а ресторан. За белой дверью ее ждал Лео Кингшип, присев на обитый штофом диван в стиле Людовика XV и перелистывая журнал «Гурман», предлагаемый дирекцией ресторана вниманию ожидающих. Он положил журнал, встал, поцеловал Марион в щеку и поздравил ее с днем рождения. Метрдотель с озабоченно трепещущими пальцами и светящимися неоновым светом зубами отвел их к столику, снял табличку «Заказано» и усадил их с экспансивной французской галантностью. На столе в вазе стоял букет роз, а рядом с прибором Марион лежала коробочка, завернутая в белую бумагу и перевязанная золотой лентой с пышным бантом. Кингшип притворился, что не видит ее. Пока он разглядывал карту вин и выслушивал предложения метрдотеля, Марион освободила коробочку от золотых уз. Ее щеки порозовели, глаза засияли. На бархатной подушечке лежал золотой диск, усеянный крошечными жемчужинами. Марион ахнула от восторга, а когда метрдотель удалился, со счастливой улыбкой поблагодарила отца, пожав ему руку, которая словно случайно оказалась рядом с ее рукой.

Сама она, может быть, и не выбрала бы эту брошь — у нее был более строгий вкус, — но она была искренне счастлива, обрадованная если не самим подарком, то тем, что отец захотел доставить ей удовольствие. В прошлом Лео Кингшип отзывался на дни рождения дочерей конвертом с сертификатом на покупку подарка стоимостью в сто долларов, который был обязателен к приему в универмаге на Пятой авеню. Подготовить такой конверт входило в обязанности секретаря.

Расставшись с отцом, Марион зашла в парикмахерскую, а потом вернулась домой. Ближе к вечеру прожужжал сигнал домофона. Она нажала кнопку, которая открывала дверь внизу. Через несколько минут явился посыльный, так тяжело дыша, словно он принес не коробку из цветочного магазина, а тяжелый сундук. Его дыхание сразу успокоилось по получении двадцати пяти центов.