Даниэль де Труа - Псевдоним(б). В поисках Шекспира

Уильям внутренним взором уже видел, как Анна идет к карете, как открывается дверь, как Анне подают руку и она, опираясь на эту руку, поднимается по ступенькам. Хлопнула дверь. Так и есть, теперь они вместе – Шакспер мучительно прислушивался. Но нет, никаких скрипов, только лошади изредка храпят. В карете просто разговаривают… Уилл стер пот со лба. Просто разговаривают. Боже! Зачем я полюбил ее? Разве меня она любит?

Снова хлопнула дверца кареты. Легкие приближающиеся шаги. И вот она снова села на скамейку и хлестнула лошадей. Теперь топот своих и чужих копыт смешался, но это длилось недолго. Чужой скрип-топот стал удаляться-удаляться и вскоре совсем исчез. Но тут повозка остановилась. И вот, наконец, ее голос:

– Уилл, выходи, пока никого нет. Город начинается.

– А что будет с нянькой?

– Ей помогут.

– Кто?

– Тот, кто способен помочь.

– Кто он?

– Придет время – узнаешь. Всё, пора.

– Нет, я не выйду.

– Почему?

– Иди сюда.

– Зачем?

– Не бойся.

– Уилл, ты спятил?! С чего это я буду бояться? И кого? Тебя, что ли?

Молчание.

– Ты чего молчишь?

Анна не выдержала и заглянула в повозку. Уилл стоял на коленях и тихо плакал.

– Ты что, Уилл, ну что ты? Всё, перестань. Давай я тебя быстренько поцелую и беги. Ну иди сюда.

И через пять минут уже веселый Уильям Шакспер бодро шагал к своему дому.

Уже через пять минут внутренний подъем Александра, вызванный неожиданным поворотом событий и полетом вместо Москвы в Санкт-Петербург прошел. Чем больше непроницаемой уверенности он замечал на лице Эдуарда, тем в большей степени неуверенность охватывала его самого. Он же должен быть в Москве, а вместо этого летит в Питер. Когда же он окажется в Москве – неизвестно. «А вот, может быть, сейчас что-нибудь прояснится», – подумал Александр, слушая раздающийся из динамиков дежурный голос:

– Дамы и господа, говорит командир корабля. Наш самолет приступил к снижению, и через двадцать минут мы совершим посадку в аэропорту Пулково города Санкт-Петербурга. Температура в аэропорту прибытия минус девять градусов по Цельсию. Еще раз просим прощения у пассажиров за изменение маршрута, произошедшее не по вине экипажа. Желающие могут после посадки покинуть борт самолета и получить свой багаж в аэропорту Пулково. Здесь мы прощаемся с вами. Тех пассажиров, кто не желает расставаться с нами в Санкт-Петербурге, мы просим после посадки пройти в зал транзитных пассажиров. О времени вылета в Лондон мы сообщим дополнительно. Мы просим всех пассажиров привести спинки кресел в вертикальное положение, опустить ручки кресел, открыть шторки иллюминаторов и застегнуть ремни безопасности. Благодарим за внимание.

Неизвестно, что творилось в эконом-классе после этого сообщения, но в салоне бизнес-класса возмущению не было предела. Как это так? Мы заплатили за перелет Лондон – Москва, а нас вытряхивают в Петербурге. А если мы не хотим здесь оставаться, отправляют назад в Лондон? Нет, это невероятно, это неслыханно. Мы потребуем назад деньги за билеты и моральный ущерб, они еще пожалеют! Где стюардесса? Вызвать ее сюда!

Особенно лютовал седой джентльмен с газетой Financial Times . Пожилая дама с непомерным чувством собственного достоинства вдруг осознала, что последнее находится под серьезной угрозой, но не могла понять, как эту угрозу отвести. Ей было неудобно перед внучкой, и дама старалась на нее не смотреть. А напрасно! Лицо внучки светилось неподдельной радостью!

Когда стюардесса наконец вошла в салон, внешнее спокойствие сохраняли только Эдуард и Александр. Со всех сторон раздавались громкие вопросы, суть которых сводилась к требованию доставить их в Москву.

– Москва не принимает, господа, и неизвестно, когда начнет принимать. Так что, кому нужно срочно в Москву, могут добраться до Москвы на поезде. Кто непременно хочет выполнить условия договора и лететь в Москву нашей авиакомпанией, тому придется полететь с нами в Лондон, а уже оттуда в Москву, когда аэропорт Домодедово будет принимать. Нет, господа, я сожалею, командир корабля твердо сказал, что из Санкт-Петербурга мы полетим в Лондон. Вы должны понять, что это форс-мажорные обстоятельства.

Проверив, все ли пристегнулись, стюардесса покинула салон. Сразу же после этого погасло внутреннее освещение.

Внутреннего освещения в карете вполне хватало: четыре свечи, расположенные достаточно высоко, чтобы не мешать сидящим рядом с ними людям, и достаточно низко, чтобы не прожечь верх кареты, даже когда он был закрыт. Закрыт же он был обычно только в дождливую и слишком солнечную погоду. Так что внутри практически всегда было светло, почти как на улице. Если же хозяин путешествовал ночью, зажигали свечи. Внутри было два удобных дивана, один напротив другого, но в этом не было ничего необычного: во всех приличных каретах и три века спустя помещались точно такие же диваны. Но вот что было необычного в той карете – которых, по правде сказать, в Европе еще было немного, – так это выдвигающийся из пола стол, который столь же легко затем трансформировался в среднюю часть кровати, объединяясь с двумя диванами. Таким образом все внутреннее помещение кареты превращалось в одно большое ложе.