А. Квиннел - Ночи «красных фонарей»

– Но вендетту-то у нас никто не отменял. – Граццини все еще стоял у стены, продолжая внимательно разглядывать картину. – Ты убил членов моей семьи.

Ответ Кризи прозвучал достаточно резко.

– Я убил твоего зятя, которого, как я полагаю, ты сам ненавидел. Я убил твоего двоюродного брата, который был боевиком и погиб в сражении. Сестру твою я не убивал. Четыре года назад она снова вышла замуж и родила дочь, а ты стал ее крестным отцом. Ты сам лучше меня знаешь, что Конти обращался с твоей сестрой, как с половой тряпкой. И не говори мне, что это было не так.

Граццини повернулся, подошел к своему стулу и сел. Впервые с начала их разговора на его лице отразились какие-то чувства.

– Есть такая вещь, как вендетта, – сказал он, как бы констатируя факт. – И только твоя смерть может положить ей конец.

Кризи несколько секунд пристально смотрел итальянцу в глаза, потом сказал:

– Давай-ка я тебе лучше расскажу один страшный случай, покрывший несмываемым позором одну итальянскую семью. Лет восемь тому назад в одном селении, затерянном в горах Калабрии, кровная месть прекратилась. Эта вендетта продолжалась тридцать лет, за эти годы в двух семьях было убито больше двадцати мужчин. Взаимное истребление продолжалось уже так долго, что все забыли, из-за чего оно началось. Так вот, в одной из враждовавших семей остался в живых только один мужчина, точнее мальчик. Замечательный кодекс такой мести гласит о том, что мальчик становится мужчиной, когда ему исполняется шестнадцать лет, и после этого он может убивать сам и быть убитым. Когда тому парнишке было пятнадцать лет, его мать и сестры сказали, что, как только ему исполнится шестнадцать, он должен будет взять отцовское ружье и отомстить за смерть отца, братьев, дядьев и двоюродных братьев. А он решил, что не будет участвовать в вендетте. Матери и сестрам стало за него очень стыдно. Местный священник знал эту историю, и через него она просочилась в прессу. О ней узнали не только в Италии, но и в других странах.

Граццини кивал, лицо его сохраняло угрюмое выражение. Кризи продолжил:

– Многие семьи в Италии хотели взять мальчика к себе. Полиция, конечно, предложила свою защиту. Но все эти возможности парнишка отклонял. В ночь накануне его шестнадцатилетия мать с сестрами ушли из дома, предварительно оплевав мальчика. Двери они оставили открытыми. Минуту спустя после полуночи мужчины из второй семьи ворвались в дом с ружьями и застрелили мальчонку прямо за столом, за которым он сидел. Мать с сестрами даже на похороны отказались прийти. Это что, по-твоему, была месть? Ты и со мной то же самое сделать хочешь?

Граццини взглянул на лежавший перед ним пистолет. Он поднял его, потом медленно положил на место и спокойно произнес:

– Ты знаешь, как у нас заведено. Я должен поддерживать свой авторитет.

Кризи слегка улыбнулся.

– Если для того, чтобы доказать свою силу, ты пустишь пулю в голову связанного человека, авторитету твоему точно придет конец.

Граццини молчал. В этот момент дверь настежь распахнулась, и Абрата срочно вызвал Граццини из комнаты. Граццини быстро вышел. Через минуту он вернулся, лицо его было перекошено от ярости. Он схватил пистолет и навел его на голову Кризи. Грудь его быстро вздымалась, слова вылетали с хрипом.

– Вендетта! Это ты здесь толкуешь о вендетте! Ты мать мою похитил! Мать мою, ты, ублюдок!

Кризи закричал на него:

– Я последние двадцать четыре часа сижу здесь, привязанный к этому креслу!

– Значит, это сделали твои люди. – Граццини подошел на шаг вперед и приставил дуло пистолета ко лбу Кризи.

Тот перевел дыхание и спокойно сказал:

– Если это были мои люди, то как только ты нажмешь курок, можешь тут же приступать к подготовке похорон твоей матери.

Итальянец хрипло дышал. Стоявший позади него Абрата сказал:

– Убей подонка!

– Это не твоя мать, – громко произнес Кризи, потом, обратившись к Граццини, уже тише спросил: – Когда и где это произошло?

Граццини на несколько дюймов отвел пистолет от его лба.

– Около церкви в ее родном городе. Четверть часа назад.

Погрузившись в мысли, Кризи закрыл глаза, потом указал головой на стул и сказал:

– Сядь и жди. Если это были мои люди, они сюда позвонят через пятнадцать-двадцать минут. Пусть принесут телефон и поставят его на стол.

Все помещение было пронизано сильнейшим напряжением. Абрата снова заговорил:

– Они попытаются обменять его на нее.