Эрик ван Ластбадер - Завет

Камилла улыбнулась еще шире. С ее губ сорвался тихий смешок.

— Что смешного? — спросила Дженни.

— Я подумала о том, что мы все-таки не всегда покорны. Мы бываем и плохими девчонками. Когда мы хотим добиться своего, мы этого добиваемся, зная, что достойны лучшего…

— Верно, Камилла. Так оно и есть…

Камилла замолчала, докуривая сигарету. На ветровом стекле такси не было дворников, начавшийся дождь заливал его косыми потоками воды, но водителю, с беспечным видом развалившемуся на сиденье, похоже, было все равно. Камилла мельком вспомнила о Деймоне Корнадоро, приземлившемся в Трапезунде вместе с ними. Весь перелет он просидел в кресле последнего ряда за их спинами. Дженни, разумеется, заметила его по дороге в туалет. Вернувшись, она сказала Камилле, что чувствует себя гораздо спокойнее в его присутствии. Знала бы она, каким образом Корнадоро вырвал у бедного отца Дамаскиноса необходимую им информацию!

Для Камиллы Трапезунд был незнакомой территорией. Здесь у рыцарей не было своих людей и такого влияния, как в Европе. Узнав, куда направляется Браво, она позвонила Джордану.

— Все в порядке, — уверил ее сын. — Кардинал Канези и его приспешники сделают все, что в их силах. Все священники в городе и окрестностях будут нашими глазами и ушами. Я перешлю тебе списки их имен и номера телефонов, как только получу эти данные из Рима.

Нечаянно процарапав острым каблуком обивку пола, она повернулась к Дженни.

— У тебя наверняка есть свои секреты, — как у нас всех. Alors, твой опыт и, возможно, контакты должны помочь нам разыскать Браво и присмотреть за ним. В Европе я могла использовать все ресурсы «Лузиньон и K°», но здесь, в Трапезунде, я как слепой котенок.

Она взяла Дженни за руки.

— Положение тяжелое, и мы с тобой можем рассчитывать исключительно друг на друга, доверять друг другу, иначе мы потеряем Браво. Этого нельзя допустить, n’est-ce pas?

Дженни перегнулась через спинку сиденья, давая указания водителю. Она говорила так тихо, что Камилла ничего не расслышала. В следующую секунду такси резко свернуло налево, проехав мимо остова разбитого автомобиля. Набирая скорость, машина понеслась в новом направлении.

Браво и Калиф пробирались по узким, извивающимся улочкам Avrupali Pazari — «Европейского рынка», наводненного выходцами из бывших советских республик. Турецкий здесь можно было услышать реже, чем русский или грузинский. Свешивающиеся с длинных проводов лампочки освещали пестрые груды красочных товаров. Стандартные сувенирные футболки и бейсбольные кепки, типичные для наводненных туристами европейских и крупных азиатских городов, вроде Стамбула, здесь не продавались. На прилавках лежали в основном изделия ручной работы: ковры из разных уголков Турции, из Афганистана и даже Тебриза, медная утварь, русские матрешки. Бойко шла спекулятивная торговля водкой, старинными вещицами и гашишем.

— Как человек, много занимавшийся Средневековьем, ты наверняка разочарован тем, во что превратился прославленный Трапезунд, а? — с сарказмом проговорил Калиф. — Море торгашей из бывшего Советского Союза, и все кругом заняты погоней за легкими деньгами. Отчасти занятно.

— Теперь я понимаю, почему вы легко нашли общий язык с отцом, — сказал Браво. — Он всегда был неравнодушен к людям философского склада ума.

Калиф хохотнул.

— О, я разве что уличный философ!

— Любопытно, что отец никогда не просил вас отслеживать действия рыцарей святого Клемента.

— Этого я не говорил, но вот что существенно: Декстер обладал интуицией и умением замечать важные, хотя и неочевидные моменты. Он понимал, что затоптать путника может не только стадо слонов.

— В каком смысле?

— Орден — любопытная организация, и, безусловно, на его счету множество похвальных дел. Однако мне, человеку со стороны, порой казалось, что члены ордена чересчур уж озабочены своей борьбой с рыцарями. Но не таков был Декстер. Он всегда смотрел шире. Мир неуклонно меняется, это касается всего — политики, экономики, религии. Вот что интересовало Декстера. Он был куда более открыт для перемен, чем прочие.

Дождь снова начал усиливаться, их окружили сверкающие серебром линии, точки, тире, — набранный азбукой Морзе божественный код… Они петляли по лабиринтам базара, бесконечно поворачивая. Браво пытался найти в их перемещениях хоть какую-то логику, но скоро безнадежно запутался.

— Декстер снабжал меня колоссальными количествами разнообразных устройств, — продолжал Калиф. — Камеры, датчики… Электронные глаза и уши — сложнейшие, высокочувствительные приборы. Я записывал все зашифрованные сигналы, идущие в эфире, круглые сутки, и днем, и ночью.