Эрик ван Ластбадер - Завет

— Нет, конечно. Тем более что в самой Америке экстремисты составляют незначительное меньшинство, несмотря на сконцентрированную в их руках власть.

— Но, как любые экстремисты, они могут причинить колоссальный ущерб, не так ли?

— Совершенно верно. — Браво допил ракию. — Что интересовало моего отца в вашем мире?

Калиф улыбнулся.

— Настроения мусульман-фундаменталистов, экстремистов, их планы и скрытая деятельность. По просьбе Декстера я постоянно отслеживал ситуацию.

— Вы знаете, зачем ему было это нужно?

— Я никогда не спрашивал, — ответил он. — Задавать людям лишние вопросы при моем роде занятий совершенно ни к чему.

— Возможно, у вас хотя бы есть какие-то предположения…

— Время самое подходящее для обеда. Сделаем заказ?

Браво попросил Калифа выбрать блюда по своему усмотрению, что, казалось, доставило тому еще большее удовольствие.

— Тебе понравится местная кухня. Все, что только можно вытащить из моря, и все наисвежайшее. — Когда официант ушел, Калиф, улыбаясь, снова наполнил стопки. Блеснули, словно крошечные остро отточенные сабли, золотые коронки. — Предположения — опасная вещь, Браво. И все же я расскажу тебе о том, что, как мне кажется, заботило твоего отца.

Америка и ислам. Две противостоящие религиозные твердыни, два оплота агрессивно настроенных поборников фундаментализма, мечтающих лишь о том, чтобы стереть иноверцев с лица земли. — Калиф обвел глазами окрестности. — Этот город, хотя он и сильно изменился за прошедшие века… Когда-то он представлял неизмеримую ценность и для Востока, и для Запада, и для христиан, и для мусульман. Трапезунд был центром торговли, а торговля означает богатство. Богатство, как и религия, порождает войны. Здесь, на потерявших былое величие улицах Трапезунда, Восток и Запад до сих пор сражаются между собой за превосходство. Твой отец, я думаю, предвидел начало новой религиозной войны, — можно сказать, последнего Крестового похода, — и готов был делать все, что было в его силах, чтобы предотвратить наступление хаоса.

— Вот зачем он хотел стать великим магистром…

— …Чтобы благоразумно использовать могущество ордена, тайны из его сокровищницы, — да, мне известно о существовании сокровищницы, хотя я имею весьма отдаленное представление о ее содержимом. Знаю лишь, что в этих тайнах заключена огромная власть. Великий магистр, управляющий советом ордена, должен быть особенным человеком…

— Среди членов Haute Cour, в самом сердце ордена, таился предатель. Воображаю, как он старался расстроить планы отца…

— Да, думаю, обстоятельства складывались не в пользу Декстера.

— Я нашел предателя, — сказал Браво. — Когда был в Венеции. Это Паоло Цорци.

— Цорци?! Но… это просто неслыханно. — Калиф покачал головой в горестном изумлении. — Я знаком с Цорци, и он мне всегда нравился, как и твоему отцу. Я был уверен, что он искренне предан ордену.

— Что ж, значит, он хорошо притворялся, пока был жив…

— Пока был жив?!

— Да. Дядя Тони… Энтони Рюль… застрелил его, прежде чем сам был убит вторым предателем, одним из стражей Цорци… женщиной, Дженни Логан.

— Боже мой, несчастья множатся на глазах. — Калиф потер подбородок. — Искренне соболезную, Браво, тебе пришлось пережить череду таких ужасных потрясений. — Он поднял полную стопку. — За ушедших друзей…

Они отпили по большому глотку обжигающего напитка.

— …И за то, чтобы геенна разверзлась под ногами врагов!

На этот раз они, чокнувшись, осушили стопки до дна.

Принесли обед — настоящее пиршество, семь или около того блюд, и Браво с Калифом приступили к еде. Затяжной дождь из ливня превратился в легкую морось; тускло блестели мокрый бетон и черепица на крышах угрюмых, потемневших домов. Зажглись фонари, выхватывая туманные круги из влажного, парящего сумрака. Резкий, как местный табак, свет падал на сутулые спины рабочих, устало бредущих через мосты над ущельями. «Наташи» давно ушли; наверное, уже трудились вовсю, соблазняя забредших на их территорию туристов. Крошечные капли дождя, словно ледяные крупинки, с тихим, вкрадчивым шуршанием стучали по мостовой. Над городом висело низкое, хмурое небо темно-синего с черным отливом цвета, как болезненный двухдневный кровоподтек.

Браво долго молчал, погрузившись в размышления, и наконец обратился к Калифу:

— Только теперь я понимаю, как тяжело приходилось отцу. Он сражался с рыцарями — и с членами собственного ордена…

Калиф кивнул.