Эрик ван Ластбадер - Завет

Узкий, извилистый коридор неожиданно закончился открытой бетонной террасой. Над головами хлопал на ветру полотняный навес. Дождь барабанил по крышам и мостовым старого города. Картли остановился, широко расставив ноги, и окинул взглядом пейзаж — ни дать ни взять бентамский петух, горделиво осматривающий свои владения, где был повержен не один десяток соперников. Уличные торговцы с их раскрашенными сувенирными куклами, тушеными морскими каракатицами и пиратскими копиями голливудских блокбастеров, поднимая глаза, смотрели на него, как мелкие оружейные дилеры на воротилу-мафиози, торгующего ядерными боеголовками.

Картли расцепил скрещенные на груди руки; вытащив тонкую черную сигарету, щелкнул золотой зажигалкой.

— Это место никак нельзя назвать цивилизованным, — произнес он, ни к кому из них конкретно не обращаясь. — Вот где ошиблись греки. Сойдя на берег в Трапезунде много веков назад, они попытались приручить его. Заблуждались и венецианцы, хотя они были умнее греков, не так доверчивы. В конечном счете, Трапезунд изначально принадлежал оттоманам, а они не были цивилизованным народом, о нет. Взгляните, в кого они превратились. Турки! А чего стоят эти русские спекулянты, на всех парах ринувшиеся через море за быстрыми барышами… — Картли мрачно покачал головой. Его окружал некий специфический, почти осязаемый ореол ежечасно преумножаемого богатства, словно прямо у него внутри, не останавливаясь ни на минуту, работал станок, печатающий банкноты.

— Спасибо, что уделили мне время… — начал Браво, но Картли, не дослушав, продолжил:

— Папа умирает. Времени совсем мало.

— Поэтому я здесь. Положение отчаянное.

Картли повернулся к нему. Черная сигарета, зажатая между ярко-красными губами, смотрелась зловеще.

— Да. Та самая ситуация, которой орден старался не допустить долгие века. Полагаете, кардинал Канези хочет спасти Папе жизнь из гуманных соображений? Ничуть не бывало. Это единственно жажда власти и страх за собственную шкуру. Новый Папа, если он окажется достаточно умен, разумеется, не станет терпеть рядом с собой эту клику. Он избавится от них, затопчет угрожающие его единовластию тлеющие угли.

Под ногами лежал крупный песок, словно золото, просеянное и готовое к погрузке на корабль…

— Эти новости насчет Папы… недавние?

— За кого вы меня принимаете? Разумеется. Мне доложили об этом не больше часа тому назад. — Картли впился угрюмым взглядом в лицо Браво. — Вы в большей опасности, чем можете предположить, мой друг. У Ватикана появились новые глаза и уши в Трапезунде. Но их имена нам неизвестны, и я никак не могу вам помочь.

Внезапно взгляд Картли остановился на рукояти кинжала в бархатных ножнах, который Браво заткнул за пояс. Он удивленно прищурился.

— Что это?! Не может быть… неужели кинжал Лоренцо Форнарини?

— Именно. — Браво вытащил кинжал, чтобы показать его Картли. — Из саркофага Лоренцо в Венеции.

— Бог ты мой! — Картли глубоко затянулся. — Ведь именно здесь, в Трапезунде, Форнарини узнал о существовании ордена, поклялся помогать посвященным и защищать их от недругов. Он выполнил слово, сражаясь поистине бесстрашно, так что святые отцы были изумлены его преданностью.

Когда рыцари святого Клемента атаковали Сумельский монастырь, фра Леони чуть было не погиб от рук предателя из числа входящих в Haute Cour. Лоренцо Форнарини успел вмешаться в последний момент, фра Леони был тогда хранителем, великим магистром он стал позже.

Фра Кент ранил его, и к тому времени, как фра Леони добрался до сокровищницы, рана нагноилась, и началась лихорадка. Он умирал. Согласно договоренности, возле тайника его встретил фра Просперо, великий магистр ордена. В те времена ключи хранились у двоих: великого магистра и хранителя. Вдвоем они приняли судьбоносное решение, фра Просперо, воспользовавшись описанием в рукописи Иисуса, излечил фра Леони при помощи Квинтэссенции — священной субстанции, исцелившей Лазаря и, как утверждается в Завете, поднявшей на ноги еще многих немощных и усопших…

Фра Леони не только выздоровел, но и прожил еще триста пятьдесят лет. Он стал великим магистром и сумел сохранить орден даже в темные и тяжкие времена. Полагают, что он умер в 1918 году, во время охватившей весь мир эпидемии гриппа. Но, разумеется, никаких точных свидетельств не существует.

Заиграла стремительная электронная мелодия, и Картли вытащил еще один телефон. Откинув крышку, он прижал трубку к уху и некоторое время молча слушал, потом коротко бросил: