Михаил Зайцев - Наследник волхвов

На дворе холодрыга. Лениво гавкнула хозяйская сука Найда. Умная собака — когда подъезжали, дед сказал ей: «не бреши», и она замолчала. А до того рвалась с цепи, брызгая слюной. Замычала корова. Как там, интересно, спится Витьке на смежном с коровником сеновале? Наивный горожанин Фокин решил воспользоваться случаем и отведать деревенской романтики. Ну-ну, романтику сеновалов, Игнат был в этом уверен, придумали те, кому ни разу не доводилось ночевать на сене. Умный Федор сразу вон согласился лечь на полатях, к печке поближе.

— Перекур у писателя? — В темноте обозначилась ладная фигура Кузьмы Варфоломеевича. В галифе, в стоптанных сапогах, в... как бы назвать эту хламиду-манаду? Назовем «зипуном»... В зипуне на кряжистых плечах, дед словно вышел из первой половины чреватого войнами и революциями минувшего века.

— Не спится, Кузьма Варфоломеевич?

— Скотина, услыхал, беспокоится. Сенца кинул. Хозяйство, сам должон понимать.

— Понимаю. Курнете со мной за компанию?

— С нашим удовольствием. Написал книжку?

— Пишу. Угощайтесь сигаретой, Кузьма Варфоломеич.

Это Федор мотивировал для стариков необходимость разместить Сергача отдельно и снабдить источником света тем, что Игнат Кириллович якобы «писатель», строчит, мол, «путевые заметки» и, пока свежи впечатления, «писателю» необходимо срочно отразить их на бумаге.

— Благодарю за цигарку, писатель. — Дед Кузьма осторожно, бережно вытащил из пачки сигарету, понюхал ее, прикурил от зажигалки Игната и, смакуя, затянулся. — Вкусная, а слабая. Дурят вас, городских, — мой самосад крепче, а стоит копейку. Во, и пиджак твой писательский — жидковатый. Бабка его простирнула, сказала — жидка материя, за год сносится.

— Когда ж она успела пиджак-то выстирать?

— Как вы улеглись, воды в печке согрела. Долго ли? Сохнет пиджак, к утру, стало быть, отгладит, и оденешься. — Дед сдул пепел с сигареты, откусил и выплюнул фильтр. — Слышь, писатель, я чо удумал — можа, ваш пропащий Андрей лесом в Еритницу попер? Тута круголя болота тропа имеется. Ему в люди про тую тропку подсказали, когда, стало быть, дорогу дознавался. А если, к примеру говоря, не с Крайнего заходить, а проехать да-ле километров с полета, к селу Красное, так есть и оттудова тропка к Еритнице, со знающим человеком за день допрешь.

— Вряд ли наш друг стал бы пробираться через болота с проводником. На фига ему такие сложности? Не был он в Еритнице. Мы, как говорится, «пустышку тянем», уверен на все сто процентов.

— Чаво тянете?

— Это я так фигурально-образно выразился, имея в виду, что раз Андрей мимо вашего хутора не проезжал, значит, изначально направлялся не в Еритницу, а куда-то еще. Фиг знает, куда.

— Складно выражаешься, писатель, а не возьму в толк — на чем, стало быть, ему бы мимо мово хутару проезжать? На какой, к примеру говоря, попутке?

— Вот черт!.. — Игнат почесал в затылке. — Вот вопросик-то, а? Ведь и правда, мы, балбесы, не подумали, каким бы образом Андрюха добирался от шоссе до Еритницы. Не пешком ведь, в самом деле. Он парень был... он парень, конечно, бедовый, но не настолько же, чтобы... Хотя... хотя до хутора он мог, в принципе, и пешком от шоссе дойти, но вот дальше... А впрочем, один хрен — вы его не видели, мимо вас, ежели специально не постараться, не прошмыгнешь. Стараться ему, в смысле — прошмыгнуть, никакого резону, следовательно — тянем пустышку.

— Выражаешься ты, сынок, складно, а я все в толк не возьму, на кой, к примеру говоря, хрен моржовый вам в Еритницу кататься, горючку жечь, когда, стало быть, вашего Андрея тама и быть не могло?

— Для очистки совести.

— А?

— Ну, раз уж столько проехали, неужели взад поворачивать? Осталось-то всего ничего, меньше двух десятков кэмэ, да?

Дед подумал, обжигая губы лишенной фильтра «цигаркой», и согласился:

— Довод. — И, сказавши ученое слово, спросил с живым крестьянским интересом: — Скажи-кося, писатель, на кой хрен моржовый ты бабку мою про волкодлаков пытал?

— Так, Кузьма Варфоломеевич, — улыбнулся Игнат, — сами называете меня писателем и такое спрашиваете? Писатель, он кто? Врун. Он врет на бумаге, да? Врать надо интересно и занимательно, да? На фига, спрашивается, мне чего-то новое интригующее выдумывать, когда можно запомнить и записать сказки Капитолины Никаноровны?

— На кой ляд, сынок? Про волкодлаков те на кой рассказки? Неужто про таковское пропечатают?

— А то! Есть в Москве, к примеру, такие... таковские газеты, в которых ни о чем другом, кроме как о нечистой силе, и не печатают.