Михаил Ахманов: Наследник

Краснодар, апрель 1998 г., поздний вечер.

В Москве еще таяли апрельские снега и медленно, с ленцой, высыхали лужи, а здесь, в Краснодаре, деревья уже окутывал флер сочной весенней листвы, воздух был ароматным и свежим, и по ночам сияли в безоблачных небесах огромные яркие звезды. Ласковый город Краснодар, теплый, щедрый, почти родина, хоть и родился не здесь… Ну и что с того? Родина - земля, где живут отец и мать, где жили, сражались и умирали поколения предков, и где - если повезет! - сам упокоишься со временем. Лет, скажем, через пятьдесят.

Каргин усмехнулся и задернул штору на окне в отцовском кабинетике. Чертог этот был небогатым и тесным: слева - письменный стол и кресло, справа - тахта под афганским ковром и полки с книгами. Еще - фотографии в рамках: свадебная, без малого сорокалетней давности, а за ней другие, с различных мест службы, отличавшиеся, главным образом, задним планом и количеством звездочек на отцовских погонах. Горы, степи, пустыни, тайга… Майор Каргин, подполковник Каргин, полковник, генерал… От снимка к снимку лицо отца старело, западали щеки, ссыхались губы, морщины бороздили кожу, но выражение не изменялось: сосредоточенное, грозное, как у готового к битве орла. На последней фотографии он был в штатском, но пиджак сидел на нем точно генеральский мундир - ни складок, ни заломов.

- Не одежда человека красит, а человек - одежду, - пробормотал Каргин, сел в кресло и перевел взгляд на тахту.

Там, под красно-черным афганским ковром с висевшей посередине родовой казацкой шашкой, спала миссис Алекс Керк, в девичестве - Кэтрин Барбара Финли. Ласточка… Густые ресницы как тени на смуглых щеках, розовые губы приоткрыты, каштановые волосы рассыпались по подушке, одеяло сползло с точеных плеч… Посмотришь, и не скажешь, что взял супругу в Калифорнии - скорее, в местной станице нашлась, там, где все девчонки смуглы и гибки, белозубы и кареглазы. Отец это тоже заметил. Доволен! А уж мать…

Щемящая нежность вдруг затопила сердце Каргина; он зажмурился, стиснул руки и медленно, глубоко вздохнул. В свои тридцать четыре года он начинал приобщаться к простой истине, к тому, что познали тысячи, миллионы мужчин до него: есть девушки, с которыми гуляешь и флиртуешь, целуешься в темном подъезде, даришь обещания - и есть жена. Большая разница, черт побери! Такая же, как между столовым ножиком и шашкой, что переходит в семье от деда к отцу и от отца к сыну…

Он собирался порассуждать на эти темы, но тут чуть слышно скрипнула дверь, и неяркий свет, просочившийся из прихожей, обрисовал фигуру матери. Она поманила Каргина рукой. Поднявшись, он вышел.

- Пусть девочка поспит… Утомилась после перелета… Нынче в Ставрополь съездить или в Ростов - мучение, а уж из Москвы добраться… - шептала мать, подталкивая Каргина мимо кабинета, спальни и столовой к кухне.

Кухонька в родительской квартире была маленькой и казалась еще меньше из-за отца - Каргин-старший отличался завидным ростом и шириною плеч. Сидел он на своем привычном месте, на табурете в углу перед столом, где плескалось вино в хрустальном графине и трех хрустальных же стаканчиках. Вино было не покупным - отец сам ставил по осени из мускатного винограда.

- Садись, Алешенька, сынок, - голос матери звучал певуче и слышались в нем счастливые слезы. - Садись, родной мой… Раз Катюшка уснула, так пусть поспит, а мы выпьем… выпьем за вас, чтоб жили долго и счастливо, в любви и согласии… и чтобы нас не забывали и внуками скорей порадовали…

Отец хмыкнул и подвинул Каргину стакан.

- Какие внуки, мать? Они четыре месяца как женаты!

- Ничего ты не понимаешь, генерал! Четыре месяца женаты, а знакомы скоро год! В наше время у молодых все быстро, все стремительно, за год могут тройню родить - это я тебе как врач говорю. Ну, не родить, так находиться в приятном ожидании…

Мать с надеждой поглядела на Каргина, но тот, улыбнувшись, покачал головой и чмокнул ее в щеку.

- Нет, мама, еще нет. Но мы не прекращаем усилий!

Отец расхохотался, мать зашикала на него, оглядываясь на дверь, потом тонко прозвенели хрустальные стаканчики. Вино было густым и сладким, как воспоминания детства.

- Торопливая у нас матушка, - отец насмешливо прищурился. - Это, думаю, от ирландской крови… Импульсивный народ эти ирландцы, горячий, особенно женщины. А я-то всю жизнь удивлялся, откуда в ней такая страсть! По паспорту ведь москвичка, а они холодные, как рыбы, и мужики не лучше. Знала бабка Тоня, кого выбирать!