Джим Томпсон - Кромешная ночь

— Все, все, сдаюсь. И так уже, в натуре, выше крыши! — Улыбаясь, я поднял руки вверх. — Извините, мистер Кендал.

— Ничего, ничего, — миролюбиво замотал он головой. — Вам просто неоткуда знать, но студентка, которая зарабатывает пять долларов в неделю, имея при этом полный пансион, может считать, что она очень неплохо устроилась. По крайней мере, в этом городе.

— Конечно, — сказал я. — Ни капельки не сомневаюсь.

Внезапно у меня насчет него появилась сумасшедшая идея — из тех, что возникают в минуты озарений. Потому что не от каждого встречного-поперечного может быть прок, а вот от этого тупого, спесивого старого пня — хо-хо! — еще как может! Значит, надо его купить — дать ему то, что он хочет, а потом запрячь его и на нем ехать. Если придется ломать комедию, он может послужить мне опорой, а может и в полном смысле реально выручить. Впрочем, не исключено, что он вообще здесь только для того, чтобы за мной приглядывать, пасти меня, смотреть, как бы я отсюда не свинтил.

Нет, это вряд ли. Как я говорил уже, Босс знает: никуда я не денусь. И осечек за мной не водится. Так что это свое подозрение я выкинул из головы решительно. Подобные фантазии, вообще-то, до добра не доводят.

Из кухни вышла миссис Уинрой, взяла с серванта сумочку. У стола задержалась.

— Не хочу торопить вас, джентльмены, но Руфь готова приступить к уборке, как только вы закончите.

— Конечно, конечно. — Мистер Кендал поднялся, отодвинул стул. — Что если нам взять с собой кофе в гостиную, а, мистер Бигелоу?

— А вы не могли бы захватить с собой чашку Карла? — спросила хозяйка. — Я хотела еще минутку с ним поговорить.

— Разумеется, конечно, — с готовностью согласился он.

Он взял наши чашки и перешел в гостиную — напротив, через коридор. А я вышел за хозяйкой следом на крыльцо.

На улице стемнело. Женщина стояла ко мне вплотную.

— Ах ты, мерзавчик! — полушутя напала на меня она. — Думаешь, я не слышала, как ты меня продернул? Я, значит, подвергаю свой бюджет большой нагрузке, да?

— Черт! — воскликнул я. — Как же я мог — такой удобный случай да упустить! Между прочим, когда дело до всяких подначек доходит, я…

Она хихикнула.

— Послушай, Карл, зайка…

— Да-а? — проговорил я, обхватывая ее пониже талии.

— Или нет, все, все, зайчик, я помчалась, надо в город сбегать. Постараюсь обернуться мигом, но, если Джейк вернется, пока меня нет, не надо… в общем, не обращай на него внимания.

— Довольно сложная задачка, на мой взгляд, — сказал я.

— Это я к тому, что он почти наверняка явится пьяный. Если задерживается допоздна, всегда пьяный приходит. При этом наболтать может с три короба, но ни на что реальное его не хватит. Просто не обращай внимания ни на какие его слова, и все будет в ажуре.

Я сказал, что постараюсь. Что я еще мог сказать? Она наскоро, но довольно крепко меня поцеловала. Затем отерла мне губы платком и пошла с крыльца вниз.

— Помни, Карл. Просто не обращай внимания.

— Ладно, усёк, — сказал я.

Мистер Кендал ждал, переживая, что остынет мой кофе. Я заверил его, что это не важно, как раз такой я и люблю, и тогда он, расслабившись, откинулся в кресле. Опять повел разговор о том, чтобы найти для меня работу, — то, что она нужна мне, он считал само собой разумеющимся. От работы для меня переключились на его собственную. Насколько я понял, он был в пекарне за начальника, хотя официально таковым не числился и вкалывал день и ночь, получая всего на несколько долларов больше обычного простого работяги.

Похоже, он решил посвятить весь свободный вечер тому, чтобы преподать мне полный курс истории хлебопекарного дела. Но вышло, что поразглагольствовать ему дали всего минут десять-пятнадцать, потому что потом прибыл Джейк Уинрой.

Вы, конечно, видели Джейка на фотографиях: его видел каждый, кто читает газеты. Однако на газетных снимках он, видимо, такой, каким оставался, пока был при делах. Так что тот Джейк, которого видели вы, и тот, которого увидел я, это два разных человека.

Мужик он был длинный, под два метра ростом, в норме его вес был бы килограмм под сто. Но теперь он отощал чуть ли не до семидесяти. Кожа на лице собралась складками. Брыли отвисли, уголки рта оттянулись вниз, под глазами мешки. Даже нос загнулся книзу. Висел, как тающая свечка, воткнутая в прилепленный к столбу блин грязного стеарина. Ссутулился, плечи опали. Подбородок чуть не касался грудины, тонкая шея вихлялась, вот-вот сломается под тяжестью головы.

Естественно, он был пьян в дымину. А что? Имел полное право! Потому что он был мертв — или все равно что мертв; надо полагать, он понимал это.