Бернар Миньер - Лед

Сервас охотно спросил бы у мэра, что испытывает человек, парящий над пропастью. В особенности если его туда подвесил убийца. Интересно, голова так же кружится или нет? Весь интерьер дома представлял собой храм, посвященный горам и преодолению самого себя. Мэр, в отличие от аптекаря, был сделан из другого теста, прошел иную закалку. Подтверждалось первое впечатление от встречи с Шапероном на электростанции: человек невысокий, но крепкий как скала, любитель природы и физических нагрузок, с львиной гривой седых волос и вечным загаром.

Потом, в автомобиле на мосту, Сервас увидел другого Шаперона, затравленного и помертвевшего от ужаса. Между двумя этими образами — убийство аптекаря. Сервас задумался. Гибель коня, несмотря на всю жестокость, не произвела на него такого впечатления. Почему? Потому что это был конь? Или тогда он еще не чувствовал, что поймал цель? Сервас продолжил осмотр, мучимый ощущением, что надо действовать как можно скорее. Оно не покидало его с того дня, когда он оказался в кабине фуникулера. На этом этаже располагались ванные, туалеты и две жилые комнаты. Одна из них явно была главной. Он начал ее осматривать, и его сразу охватило странное чувство. Сервас нахмурился и обвел комнату глазами. Его беспокоила одна мысль.

Шкаф, комод, двуспальная кровать. Однако, судя по форме матраса, на ней уже давно спал только один человек. Возле кровати — стул и ночной столик.

Комната разведенного мужчины, который живет один. Сервас открыл шкаф.

Платья, блузки, юбки, свитера и пальто… Женские вещи. Внизу — сапожки на каблуках.

Он провел пальцем по ночному столику: густой слой пыли, как в комнате Алисы.

Шаперон не жил в этой комнате.

Ее, скорее всего, занимала мадам Шаперон перед разводом.

Как и Гриммы, Шапероны жили в раздельных комнатах.

Эта мысль взволновала Серваса. Инстинкт подсказывал, что он что-то нащупал. Снова возникло внутреннее напряжение, чувство опасности, надвигающейся катастрофы. Он на миг увидел Перро в кабине канатки, его рот, сведенный криком. У Серваса закружилась голова, и он оперся на спинку кровати.

Вдруг раздался крик:

— Мартен!

Он выскочил на лестничную площадку. Это был голос Циглер, и шел он откуда-то снизу. Сервас сбежал с лестницы и увидел, что дверь в подвал открыта. Мартен ринулся туда и оказался в просторном подвальном помещении, облицованном необработанным камнем. Видимо, оно служило котельной и прачечной. Здесь было темно, но вдалеке виднелся свет. Он пошел на него и оказался в комнате, освещенной лампочкой без абажура. Подернутый дымкой круг света оставлял углы в темноте. Верстак, по стенам на пробковых панелях развешано альпинистское снаряжение. Циглер стояла возле открытого металлического шкафа. На дверце болтался висячий замок.

— Это еще что?..

Он запнулся и подошел. В шкафу висел черный плащ с капюшоном и стояли сапоги.

— Это еще не все, — сказала Циглер и протянула ему обувную коробку.

Сервас открыл ее и поднес поближе к свету. Кольцо он узнал сразу. Буквы те же: «CS». Кроме кольца — старая пожелтевшая фотография. Четверо парней стоят плечом к плечу, все одеты в черные плащи с капюшонами. Точно такой же висит в шкафу Шаперона, такой же плащ был на трупе Гримма и такой же найден в домике на берегу… Лица у всех четверых закрыты капюшонами, но Сервас различил вялый подбородок Гримма и квадратную челюсть Шаперона. Солнце поблескивает на черных плащах, делая капюшоны еще более зловещими и нелепыми. Вокруг простирается солнечный, буколический пейзаж, будто бы даже слышно пение птиц.

«Вот оно, зло, — подумал Сервас. — Почти осязаемое».

На фоне солнечного пейзажа оно ощущалось особенно ясно, материализованное в четырех темных силуэтах.

«Зло существует. Эти четверо — всего лишь одно из его многочисленных воплощений».

У него начала проявляться схема, возможная структура событий.

Выходило, что всех четверых объединяла общая страсть: горы, природа, путешествия и бивуачная жизнь. Но было и еще что-то, гораздо более тайное и жестокое. Они жили в изоляции, в горной долине, и такая обстановка располагала к полной безнаказанности. Их вскормили и вдохновили грандиозные вершины, и постепенно они стали ощущать себя сверхлюдьми, неприкосновенными. Сервас понял, что приблизился к истоку, от которого брали начало все дальнейшие события. С течением лет четверка превратилась в некую секту, живущую в закрытом пространстве пиренейской долины, куда шум мира проникал только с экранов телевизоров и со страниц журналов. Изоляция оказалась не только географической, но и психологической, от всего мира, в том числе и от близких людей, отсюда разводы и взаимная ненависть.