Измайлов Андрей - Русский транзит

С большой, очень большой натяжкой я бы назвал рыжей кого-либо из своего вольного-невольного окружения, имея эталон-Марси. Но… за неимением гербовой… на безрыбье…

Хельга. Знаки, знаки! Были тебе, Бояров, знаки. Тот же парад меньшинств. Давняя стычка: «Алекс! Это же красиво! Посмотри! – А представь аналогичный конкурс: мисс (мистер?) женственный мужик. Нормально?» Бабомужики, мужикобабы. Знаки свыше – зацепи ассоциацию, Александр Евгеньевич, и сложи цепочку. Отмахнулся: при чем тут!.. При том!

Таблоид, всегда поспевающий к месту событий загодя. Удивительное чутье. Хорошая актриса. Еще там, во Франкфурте. И потом. И далее. Огласка кагэбэшникам ни к чему. И если она неизбежна, если, так сказать, выстрелило, то – ничего не поделаешь, зато хоть глушитель сработал. Экий я был послушный, когда литагент (кабы только лит…) Хельга Галински причесывала-прочесывала мои откровения, именуемые в дальнейшем «транзитами»! Она – таблоид, ей лучше знать. Говорит: «здесь уберем, здесь подровняем, здесь вообще отстрижем!», соглашайся. Главное, не навредить. Себе же. Нам же. Ей знакома специфика таблоидных публикаций, публика схавает такое блюдо, какое приготовлено по привычным рецептам – разве только новых пряностей добавить, придающих остроту. Вот и получилось то, что получилось из «транзитов». Доблестные кагэбэшники (не без говнеца, разумеется, но доблестные!), перекрывшие канал с наркотой. А во втором «транзите» они как бы и вовсе ни при чем, так и не понятно, курировали компетентные органы операцию «Печень по-русски», или – сбоку припека – просто обеспечивали порядок погрузки-выгрузки оговоренных контрактом контейнеров. Лихаревская же пальба – конечно, из ряд вон выходящее, в семье не без урода, нервы и личная неприязнь, только она!

Да если бы таблоид-Галински не выстригла, если бы все появилось в первоначальном варианте, то… мне, вероятно, не жить но и многим-многим функционерам Конторы только бы и оставалось пулю проглотить во избежание позора. Тому же Лихареву, в первую очередь. А он, курилка, не только жив, но и облечен полномочиями, на Гудзоне куролесит. Перебежчик? Ну-ну. Скушай байку, Бояров. Не подавился? Проглотил?

И ведь безвкусная байка, если распробовать. С каких-таких пор опальных полковников допускают к секретным документам партии?! С каких-таких пор оскандалившихся за кордоном агентов упускают опять же за кордон с килобайтами скандальной информации?! С новой миссией – пожалуй. Всамделишного отступника, к примеру, потрясти, после чего ликвидировать: оба – смертники. Если распробовать. Но все как-то на бегу, знаете ли, проглотил, не ощущая вкуса, и дальше помчался. Такая, знаете ли, интересная жизнь у Александра Евгеньевича Боярова. Ни минуты покоя – что же это такое?!!

И что же?! А вот что! Да, Галински – не таблоид. То есть не только и не столько таблоид. Я ведь соображал-раздумывал: никакого таблоида за милю не подпустят к перебежчику-кагэбэшнику, пока того полностью наизнанку не вывернут. Из чего вывел: фроляйн-мисс Галински – джи-мэн, предохраняющий импульсивного Боярова от опрометчивых шагов (знаем-знаем этого парня: «Шаг вперед, а там посмотрим!»). Так-то оно так, но с точностью до наоборот. Ищи, кому выгодно.

Да? Предположим, Хельга – это КГБ. Какая выгода ей была затаскивать меня к себе, «лихаревской» дискетой пичкать? Прямая выгода! Попробуй после такого не поверь, что тебя спасают-оберегают. Попробуй не поверь: тебе, Бояров, доверяют, более того, тебя, Бояров, любят, бабена мать! И я могу усомниться в таблоидности фроляйн-мисс, но склонюсь к мнению: ФБР! Никак не КГБ! Зачем человек Конторы будет посвящать Боярова в «тайны» Конторы, пусть и тронутые плесенью – ему, Боярову, только дай потом рот раскрыть, как показала практика! Поди попробуй стребовать с него подписку о неразглашении… Когда б не «глушитель»-Галински два года назад, он бы еще не то разгласил. Вот и на сей раз она блестяще сработала «глушителем»… Сначала оглушила кучей новостей в квартире на девятнадцатом этаже актерского небоскребчика, затем распорядилась: пора глушить! И – черный «каприз», «узи». Тра-та-та.

Само собой, почти ничем она не рисковала, выдавая, с позволения сказать, секреты с дискеты: ну, в курсе Бояров, однако недолго ему… «каприз» подан к подъезду. Бояров-то не дурак, то есть не считает себя дураком – просчитал на два хода, мол, подруга-Хельга не простой таблоид, но агент… ФБР. Поверил? Это главное. Тут-то и мат. В три хода. Только вот ведь какая незадача – уцелел, паразит! Так до конца я и не утвердился в мысли, сознательно ли промахнулся Валька Голова, долбанув очередью из «каприза» или я тогда преуспел в искусстве уворачивания от пуль. Одно ясно – неувязочка у них вышла. А казалось бы, все продумано – на живую нитку, но по ситуации недурственно. Уцелел Бояров, навестив папу-Карлоса? Сейчас что-нибудь сообразим… И Хельга встречает меня на пороге разгромленной студии, чтобы… чтобы сгладить настороженность, направить в нужное русло, а также переправить фигуранта в «безопасное» место. Студия Боярова – отнюдь не является таковым местом для выполнения задачи по затыканию рта Боярову. Он, Бояров, мог и в полицию позвонить: кто-то, мол, покусился на неприкосновенность жилища, – рискованно подсылать туда бойцов с «узи», вдруг там засели блюстители порядка, которым достаточно прецедента на Бэдфорд-авеню (почерк в Квинсе тот же, что и в Бруклине). Другое дело – фроляйн-мисс Галински, давняя приятельница. Вы кто? Я?.. Мы с хозяином квартиры… сотрудничали одно время, ну и… давно не виделись. Он сам подтвердит, когда объявится. А после можно и увезти сотрудника-сопостельника именно туда, где его ждут-дожидаются бойцы с «узи». Но! Без нее, без Хельги – она никоим образом непричастна к гангстерским разборкам посреди Манхаттана, она дома сидела, она только кофейком гостя напоила, и он куда-то заторопился…