Измайлов Андрей - Русский транзит

Может, Лева Перельман и все понимает. Но я – нет. Что- то тут не так. Да не что-то, а все не так!

– Лев! Наехал на тебя кто-нибудь? Ты скажи. Карлос опять объявился? Или Буткина с Белозеровым весточку с воли прислали? Или, ха-ха, гэбэшники и здесь достали? Ты скажи. Я эти проблемы на раз! Ты только скажи – и дальше не бери в голову. Лев! Насрать и розами засыпать! Н-ну?! Лев?!

Нет-нет, никто не наезжал. Просто обстоя…

Ладно, это я уже слышал. Поподробней нельзя?

Поподробней лучше не надо. Ну зачем Саше поподробней! Там сложные коммерческие дела и вообще… Чисто коммерческие, Саша, чисто коммерческие, только пойми Льва Михайловича правильно. Там… вообще!..

Да-а…

Да, я весьма ценю здешнее американское: «это моя жизнь!». Мол, и не вмешивайтесь. И правильно. Но в некотором роде: это и моя жизнь, Лева. Коммерция коммерцией, но держать меня на пороге, но врать про «не узнал по голосу», но тянуть время: «где же ключ?».

– Лев, ты никак бабу у себя прячешь? Покажи хоть!

– Нет!!! Да!!! То есть, Саша, да, женщину. Но, Саша, нет, лучше я показывать ее не буду, ты только пойми меня правильно.

Понял. Правильно. Демонстрация дамы Боярову нежелательна. Причина первая: дама страшна, как сто чертей вместе взятые. Причина вторая: дама замужем, а Леве – бес в ребро. Причина третья: дама – миф, с которым впопыхах согласился перепуганный Михалыч. Третья причина самая вероятная. Лева действительно был в непотребном мандраже. И боялся он не «дамы», а… меня. Если ты, дорогой, «сегодня весь день ждал Сашу», то почему ты, дорогой, сразу не впустил Сашу внутрь, да и теперь не пускаешь, да и боишься больше всего вот чего: а ну как сдвинет Бояров хозяина плечом и пройдет в помещение. Пройдемте в помещение, Лева!

– Отлить-то позволишь? – простецки поинтересовался я. – Или что, «граница на замке»? Я ведь тогда такую лужу напущу перед входом – вброд клиентам не перебраться будет!

– Конечно, Саша, конечно! О чем разговор! Только по- быстренькому, Саша, у меня очень важная встреча… не здесь. И… уже опаздываю.

– Бизнес? Дама?

– Дама, Саша, дама. Опаздывать никак нельзя, Саша…

Сколько же их у тебя, Соломон доморощенный! Впопыхах же и забыл, что одна дама – здесь? А вторая, значит, – не здесь? Впрочем, он по запарке с чем угодно согласился бы – только уйди, Бояров, уйди! Лева, любой антиквариат, в принципе, дерьмо! Дерьмо, Саша, дерьмо!.. Лева, главные сионисты – в обществе «Память»! Главные, Саша, в «Памяти», Саша!.. (Хотя последнее утверждение не столь бредово, последнее утверждение даже, по сути, верно. Ведь лозунг всей этой ущербной совковой «нашести»: Евреи, катитесь в Израиль!.. Н-ну?!) Да, Саша, да. Только уйди, Бояров, уйди!

Разумеется, я мог пошукать в салоне, подсобки прошерстить, в запасник слазить: кто тут у нас? Однако – не у нас. Я уволен. Из моего здесь – лишь выходное пособие. Остальное – не мое, Левино. А он готов был, видать по физиономии, и систему охраны врубить, вздумай я куда-либо дернуться, кроме оговоренного сортира. Брентоном я нынче накушался, благодарствую, с утра надоел. Частная собственность в Америке – это… ну что я буду Америку открывать!

Лева же встал под дверью и заныл: «Саша, ты скоро? Саша, поторопись, пожалуйста!».

Поторопись-пись-пись. Приободрись-дрись-дрись. В сортире, само собой, никого постороннего не оказалось. И не допустил бы меня Перельман до сортира, окажись там посторонний. Но!

Мне, само собой, далековато до многомудрых детективов: мол, стульчак поднят, ага, стерва, признавайся, что за мужик без меня был, где прячешь?! Стульчак, именно, был опущен – мифическая Левина дама? Но стульчак, именно, был забрызган-уделан – ни одной даме подобное не удастся. Таким образом… мужик. И наш мужик, расейский. Только расейский мужик эдак способен – у западников рефлекс: прежде подними, потом облегчайся. Не зря на сей ерунде киношные детективы преступников хватают… за руку.

– Саша, ты только пойми меня правильно, что ты там делаешь, Саша? Саша!

– «Правду» читаю, мудак!

Нью-Йоркский сабвей – нудный и гнусный вид транспорта. Не стану я распространяться об очевидном: да, грязь, да, крысы, да, шпана, да, никто не объявляет в матюгальник: следующая станция Пионерская-Комсомольская-Коммунистическая. Глаза бы не смотрели. Потому самое рациональное: глаза прикрыть, взремнуть. Особенно если дорогой дальнею да ночкой лунною. Особенно если позади бессонные сутки, а впереди неизвестно что. Впереди, в Гринвич-Виллидж. Марси. Она вполне может и не открыть, не пустить. После вчерашнего-то! Ну-ну. Ладно, в любом случае мне туда. Скажем, «тендерберд» забрать. Надеюсь, не свинтили у него колеса. Как-никак, богемный район, не Южный Бронкс, не Гарлем, не Брайтон… Бояров Александр Евгеньевич не привык сабвеем перемещаться: глаза б не смотрели! Вздремнуть…