Моника Фет - Сборщик клубники

— Ты хочешь, чтобы мы с тобой посидели или предпочитаешь побыть одна? — спросила Дорит, наливая ей чаю.

— Второе, — ответила Мерли. — Если вы не возражаете.

— Ничуть. — Боб послал ей воздушный поцелуй.

Они взяли свои чашки и ушли в комнату. Мерли не чувствовала себя виноватой. Для своих друзей она сделала бы то же самое. Сейчас ей необходимо было подумать, и здесь думалось лучше, чем где-либо еще.

Берт узнал Малле Клестофа, едва тот вошел в кабинет, где жена клубничного фермера снова разрешила ему проводить допросы. Она соблазнительно двигалась, одетая в полупрозрачное летнее платье с глубоким вырезом. Рабочие, наверное, сворачивали шею, глядя на нее.

Берту она не понравилась, и главным образом из-за голоса — плоского, тусклого и скрипучего, как у робота. Удивительно, что такой механический голос помещался в ее шикарном теле. Он раздумывал об этом необъяснимом противоречии, пока не явился Малле.

Малле Клестоф был известный сплетник. Он знал все: кто откуда приехал, кто семейный, кто одинокий, кто с кем спит, кто кому должен и сколько. Будучи хранителем столь важной информации, он, конечно, важничал, и его пришлось уламывать, чтобы он начал рассказывать. Его собственное алиби в отношении Каро и Симоны было подтверждено фермершей и его приятелем Натаниелом Табаном. Оба этих дня Малле помогал ей на ферме, а вечера провел в Брёле в пивной с Натаниелом.

— А этот Натаниел Табан…

— Нэт? А что Нэт? — Малле с вызовом выпятил подбородок.

Берт отметил про себя его уменьшительное имя.

— Расскажите мне о нем.

— А что рассказывать? Мне о нем и сказать-то нечего.

— Ну уж. Вам обо всех есть что сказать.

— Он одинокий волк, как и я. И он мой друг.

«Это ты-то волк? — подумал Берт. — Больше на гиену похож». Он не помнил, стайные ли животные гиены или одиночки. Помнил только, что падальщики.

Через полчаса пустого трепа стало ясно, что Малле действительно мало что знает о своем друге.

— А где он сейчас?

— У него сегодня отгул. Он кататься поехал.

— Кататься? Куда?

— По округе колесит. Он, как появился, уж сотни километров намотал. Я видел у него на спидометре. Тайком подглядел. Нэт страшно не любит, когда суют нос в его дела.

Еще через полчаса Берт его отпустил. Под конец Малле подозрительно замолчал, будто испугался, что сболтнул лишнего. Потемнел лицом, словно жалюзи опустились.

— Ладно. До следующего свидания. — Берт протянул ему руку.

— Опять до свидания? Чего вы хотите?

— Распутать это дело. Мне невыносимо сознавать, что убийца четырех молодых женщин ходит среди нас безнаказанно.

— А я здесь при чем? — Тон Малле ясно показывал, что он ничего не боится, имея неопровержимые алиби.

— Возможно, вы с ним знакомы, — ответил Берт, — и весьма неплохо. Может быть, вы работаете бок о бок с убийцей, как знать?

Малле вытаращил глаза. Открыл рот, затем закрыл. Берт почувствовал, как в голове у Малле завертелись жернова, и понял, что сделал шаг вперед. Наконец-то. Наконец-то дело тронулось.

«Покажи мне свою комнату, — хотелось мне сказать ему, — покажи мне, где ты живешь, чтобы у меня была пища для воображения, когда я не с тобой. Познакомь меня со своей матерью. Ты никогда не рассказываешь о ней, но я уверена, что мы с ней поладим, потому что мы обе тебя любим.

Давай съездим ко мне домой, в нашу квартиру. Я познакомлю тебя с Мерли. А потом поедем на мельницу. Я покажу тебе, какая там красота. Ты увидишь мою мать, Эдгара и Молли. И Тило, конечно, если он будет там. Тило — это самое лучшее, что произошло в жизни моей матери.

А если ты не испугаешься, мы поедем в гости к бабушке. Ее стоит бояться, потому что ее глаз-алмаз способен проникать под любую личину и видеть сущность человека. Может быть, она поставит на тебе печать своего одобрения. А если нет, то я буду любить тебя даже еще больше, обещаю».

Но я, конечно, ничего не сказала. Я думала об этом, сидя с ним рядом и глядя, как он переключает передачи, крутит руль, смотрит в зеркало заднего вида — делает то, что никто и никогда до него не делал. Он был совершенен в каждом своем движении. И каждое его движение усиливало мою зависимость.

Он любил тишину. И я молчала. Хотя мое сердце готово было разорваться от любовного томления, и мне очень-очень хотелось объяснить ему это вслух.

Но почему же я молчала?

Он посмотрел на меня тяжелым взглядом, будто сейчас остановит машину, поцелует меня и запустит руку мне под блузку, но он всего лишь прибавил громкости радио. Мы держали путь в маленькую деревню, которая ему очень нравилась. Большинство домов там охранялись как памятники старины. Он мечтал купить такой домик и восстановить его, чтобы в нем можно было жить.