Эндрю Клейвен - Час зверя

Он точно знал: в его комнате побывал кто-то чужой. Это не Эйвис.

Оливер осторожно выпустил дверную ручку, отодвинулся от двери, поглядывая вправо и влево. Наконец решился выйти на середину комнаты. Прислушался — ничего не услышал, кроме тихого журчания транспортного потока внизу на Шестой авеню. Вновь, напряженный, внимательный, оглядел комнату. Пробежал взглядом по книгам, от окна до матраса, от лампы до ванной комнаты.

Да, ванная! Дверь в ванную закрыта!

Нет, тысячу раз нет. Какого черта закрыли эту дверь? Мог ли он сам захлопнуть ее? Перкинс не помнил. Наверное, это сделала Эйвис. Да, конечно. Эйвис, похоже, еще здесь…

Не думай об этом!

Не думай! Не думай! Но что, если она здесь, за той дверью. В унитазе. Уставится на него сквозь неуклюжие квадратные очки. Посеревшие губы разошлись в усмешке. Кудряшки светлых волос развились, намокнув в луже ее крови…

Не смей даже думать об этом!

Заскрипел зубами. Дерьмо, дерьмо! Самая обыкновенная дверь, ну, закрыли ее, и что же, так и стоять на месте, уставившись на нее? Смотрит, будто там притаился враг, ишь, и голову пригнул, и кулаки стиснул. Надо подойти к проклятой двери, распахнуть ее — и дело с концом. Отворить эту дверь. Давай же, Олли.

Медленно, тихо он подкрался к ванной.

Ручка двери тихонько повернулась. Щелкнула задвижка. Дверь приоткрылась.

Я тут, Олли. Пришла к тебе. Показать, что они сделали с моей головой.

Застыв на полпути, Оливер следил, как дверь, скрипя, отворяется все шире и шире. Он видел, как из-за нее и впрямь выглядывает человеческая голова. Смотрит в дверную щелочку. Огромные темные глаза пульсируют, словно пытаясь вжаться в дерево.

— Олли? Это ты?

Оливер бросился к Заху. До этой минуты, когда паника ручьем хлынула со дна его души, он и сам не понимал, как тревожится за брата. Он кинулся к нему, занося кулаки, словно собираясь сбить его с ног.

— Зах, идиот, — завопил он. — Какого черта, где ты шляешься, дурак, сукин ты сын?!

Она бежала по коридору. Длинный коридор. Дверь далеко Тень полицейского заслонила квадратик стекла.

Крики за спиной все громче. Нэнси сжимала на бегу свой нож, лезвие легло на тыльную сторону запястья. Голова шла кругом.

«Это не я, — убаюкивали шаги. — Я хорошая девочка. Это не я».

— Осторожней, осторожней, у нее нож! — Это нянечка миссис Андерсон.

— Держи! — пыхтит позади охранник.

Полицейский у входа, по ту сторону стекла — та самая негритянка, которая отворила дверь, впуская Нэнси в больницу. Теперь она вновь распахивает дверь.

«Неужели мне придется убить ее?» — подумала Нэнси.

Но женщина дружески кивнула ей, даже слегка улыбнулась. Нэнси осознала: негритянка снова открывает дверь для нее.

Нэнси рванулась в проем.

Хватай ее! — Крики из коридора.

— У нее нож! Берегись!

В глазах женщины мелькнула искорка понимания, но было уже поздно. Прежде, чем привратница разобрала, что к чему, Нэнси успела проскочить мимо, завернула за угол, помчалась вниз по бетонированному пандусу, предназначенному для машин. Бетонные колонны расплывались по обе стороны, где-то впереди поджидала Ист-Ривер, но сперва — конец бетонной дорожки, асфальт автостоянки, ограда Стой!

Держи!

Прохладный воздух щекочет щеки и горло. Крики позади, кажется, отстают. До конца дорожки всего ничего. Нэнси почувствовала дуновение свободы, но тело уже едва подчинялось ей. Словно бьешься в тумане, словно бредешь по воде. Нэнси разгребала руками загустевший воздух, резала его медным ножом, с трудом всасывала в себя, замедляя скорость, будто какая-то сила изнутри приказывала ей остановиться, толкала назад. Нэнси чувствовала: ей не хочется проходить еще и это испытание. Лучше бы сдаться. Вернуться, опуститься на кровать с белой простыней, увидеть склонившееся над ней ласковое лицо доктора Шенфельда, почувствовать на лбу надежную коричневую ладонь миссис Андерсон. Как она поступила с этими добрыми людьми? Что за человек способен на подобные поступки?

Кто она? Кто она, исчадие ада?

Нэнси продолжала бежать по бетонной дорожке, мысленно повторяя: «Нет, нет! Возвращайся!» Автостоянка оказалась очень широкой, над ней — просторное синее небо, дальше горизонт закрыт кирпичными высотками «Бельвью», а за ними уходит в голубизну шпиль Эмпайр стейт билдинг. «Какой необычный оттенок», — подумала Нэнси, щурясь от неожиданной ослепительной синевы. Очень странное освещение.

Потом она догадалась: утро уже прошло. Она провела в больнице несколько часов. Время перевалило за полдень. Как поздно, как уже поздно…