Том Клэнси - Живым или Мертвым

Доминик рассмеялся.

— Ты говоришь так, будто тебе не приходилось питаться всякими букашками в школе выживания.

Как любой морской пехотинец, Брайан новобранцем прошел курс выживания в экстремальных условиях, причем все три его ступени. Вторая и третья предназначались для бойцов отдельных оперативных подразделений и экипажей самолетов.

— Да, в Бриджпорте — букашками, а в Уорнере — змеями.

Полигоны высших ступеней курсов выживания ВМФ и морской пехоты размещались в разных местах, в том числе в Горном учебном центре в Бриджпорте, Калифорния, и на военно-морской авиабазе в Уорнер-спрингс, Калифорния.

— Ну, как насчет конины?

— Может быть, на обратном пути, а? Мы ведь, кажется, уже рядом.

— Да, но ведь нужно же как-то убить время. В логово Бари нужно пробираться затемно. Так что будем ждать темноты.

— Разумно. Но когда…

Он не договорил. Невидимый громкоговоритель где-то поблизости захрипел, а потом из него раздался громогласный призыв муэдзина. Тут же умолкли все разговоры, местные жители бросили все свои дела, принялись разворачивать молитвенные коврики и опустились на колени. Брайан и Доминик, как и другие немусульмане, отступили в сторону и стояли молча, пока молитва не закончилась. Когда жизнь возобновилась, братья двинулись дальше. Сумерки постепенно сгущались, и в окнах и уличных кафе зажегся свет.

— Не могу сказать, что сильно симпатизирую исламу, — сказал Доминик, — но нельзя не признать, что они искренни в своей вере.

— В том-то и проблема, когда дело доходит до экстремизма. Такая фанатичная вера — первый шаг к террористам-смертникам и самолетам, врезающимся в здания.

— Да, но я никак не могу отказаться от мысли, что мы все же говорим о теории гнилого яблока.

— То есть?

— Одно гнилое яблоко портит всю бочку. В данном случае, гнилых яблок действительно немало, но все же гораздо меньше, чем хороших.

— Может, так, а может, и нет. Но нам-то платят не за это.

— Но думать-то нам никто не запрещает.

— Сколько мусульман в мире?

— Миллиарда полтора, наверно. Может быть, два.

— И сколько из них готовы обвешаться взрывчаткой и отправиться взрывать других? Нет, погоди. По-другому: сколько насчитывается радикальных террористов?

— Наверно, двадцать-тридцать тысяч. Брат, я понимаю, что ты имеешь в виду, но хорошие яблоки меня не волнуют. Кто, кому и как молится — личное дело каждого до тех пор, пока он не начинает получать божественные указания убивать ни в чем не повинных людей.

— Послушай, это не аргумент.

Они не в первый раз спорили на эту тему: можно ли считать огульную оценку целого народа или религии просто ошибкой в моральном подходе или же это еще и тактическая ошибка? Не мешает ли негативное представление об огромном демографическом пласте не только видеть действительно плохих парней, но и опознавать союзников? Как и в каждой стране на земле, друзья Америки порой становились врагами, а враги, наоборот, — друзьями. Доминик часто приводил в пример афганских моджахедов. Те самые повстанцы, которым ЦРУ помогло изгнать Советы из Афганистана, превратились в Талибан. Историкам предстояло еще долго спорить о том, почему так получилось, но сам факт был неоспорим. Впрочем, братья Карузо соглашались в том, что основные подходы у солдата и полицейского едины: как можно лучше изучи своего врага и будь разносторонним в тактике. К тому же за время службы они навидались всякого дерьма и усвоили, что в реальном мире таких понятий, как черное и белое, не существует. Это относилось, в частности, к тем ролям, которые были отведены для них в Кампусе, где нормой был серый цвет. И этим объяснялось и то, почему шпионов и оперативников спецслужб называют «воинами из тени».

— Пойми меня правильно, — добавил Доминик. — Я с превеликим удовольствием всажу пулю в любого болвана, который угрожает моей стране. Я всего лишь говорю, что побеждает, как правило, тот, кто воюет по-умному.

— Аминь. Но есть еще и несколько миллионов советских солдат, которые, вероятно, рассуждали так же. Сталин швырял их в мясорубку на Восточном фронте, как скотину.

— У любого правила всегда бывают исключения.

Брайан остановился, чтобы свериться с картой.

— Мы почти пришли. Следующий поворот налево, а там по переулку направо. Дом Бари — третья дверь слева. По словам Гази, выкрашена в красный цвет.

— Будем надеяться, что это не дурное предзнаменование.

Через десять минут они обнаружили тот самый переулок, идущий направо, и нырнули под арку. Брайан, со своим опытом военного, видел в темноте лучше, чем брат, и потому раньше понял, что человек, идущий навстречу, — не кто иной, как Бари Рафик. Он был не один. По сторонам от него шли двое мужчин, одетых в темные мешковатые брюки и белые рубашки с длинными рукавами и расстегнутыми воротниками, пузырящиеся на талиях.