Виктор О`Рейли - Правила охоты

Пытаясь придать своему голосу выразительность, он заговорил с особенно сильным северным акцентом. Напряжение в гостиной достигло предела.

– Почему вы не заставили мать подойти к телефону? – спросил Сасада, указывая на Мэри Флеминг, которая неподвижно сидела на диване. Лицо ее ничего не выражало, а рассеянный взгляд блуждал.

– Иисус, Сасада, ты только посмотри на нее внимательно! – в сердцах воскликнул Мак-Гонигэл. – Она и двух слов-то не связала бы! Да ее ни в коем случае нельзя было подпускать к телефону.

Слова Мак-Гонигэла убедили японца. В этих вопросах Партия Ирландской революционной армии была гораздо опытнее, чем господин Сасада. На протяжении почти целого поколения боевики ИРА воплощали в жизнь свои кровавые планы почти без осечек. Молодое пополнение этой экстремистской организации буквально с молоком матери впитало культ насилия и жестокости. Они были воспитаны на этом и не знали ничего иного. Практике террора они обучались с младых ногтей, так же просто и естественно, как в цивилизованных странах молодые люди учатся водить машину.

Сасада вытащил из-под пиджака нож. Его лезвие было лишь слегка искривлено, а кончик был срезан под острым углом. Это был настоящий самурайский меч в миниатюре.

“Он хочет убить меня, – в панике подумала Кэтлин. – Я знаю его имя – Сасада, знаю, как он выглядит, и могу опознать их всех. Они никого не оставят в живых, ни меня, ни маму…”

Огромная печаль и грусть охватили ее с такой силой, что даже страх отступил. Кэтлин подумала о Фицдуэйне, вспомнив его улыбку и его израненное тело, которое она так хотела любить и прикосновений которого она так жаждала. Она подумала о своей матери, которая, должно быть, именно сейчас нуждается в ней больше, чем когда-либо. Мысль о боли и смерти от рук этих ужасных людей заставила ее снова ослабеть от страха. Пытаясь скрыть страх, Кэтлин закрыла глаза. Если ей суждено умереть, она умрет с достоинством.

Потом она почувствовала у основания шеи прикосновение холодной стали, и по коже побежала щекочущая струйка горячей крови.

Килмара изучал карту, разложенную на полу в одной из пустующих палат на том же этаже, где лежал Фицдуэйн. Про себя он на чем свет стоит клял британцев и их дорожно-строительную доктрину вековой давности. Большинство здешних дорог были узкими и извилистыми, но их было чересчур много. Блокировать их не представлялось возможным, и Килмара вынужден был подумать о других вариантах.

Он со своими людьми оказался в уединенном госпитале в отдаленном районе страны, а человека, которого он охранял, во-первых, нельзя было перевозить, а во-вторых, поблизости не наблюдалось ни одного хоть сколько-нибудь надежного укрытия. Количество способных к обороне людей, которыми он располагал, если не принимать в расчет невооруженных полицейских-гардаев, было прискорбно мало. К госпиталю же вело слишком много дорог и проселков, которые он не мог даже держать под наблюдением, не говоря уже о засадах. Самым неутешительным было то, что он понятия не имел, как и откуда будет нанесен удар.

Наверняка он не знал ничего, но многое мог подозревать и о многом догадываться. Ему, занимавшемуся борьбой с терроризмом несколько десятков лет, слишком часто приходилось иметь дело с обрывками информации и непроверенными сведениями, чтобы растеряться теперь. Полные разведданные были роскошью, которую Килмара редко когда мог себе позволить. Если уж лопухнешься, то лопухнешься. Люди могли погибнуть, но мир продолжал существовать и развиваться; на этой работе только в философии и можно было искать утешения. В конце концов, то, что люди иногда убивали друг друга, представлялось не таким опасным, как разрушение озонового слоя. Это было нормально и даже естественно, хотя тонкого это непосредственно касалось, не всегда успевали высказать свою точку зрения.

Килмаре очень не хотелось привлекать к этому делу еще и Фицдуэйна, который, как предполагалось, должен был выздоравливать после серьезного ранения и вообще всячески бездельничать, однако, с другой стороны, все происходящее имело к нему самое непосредственное отношение. К тому же Хьюго обладал выдающимся тактическим чутьем. На протяжении двух десятилетий он вел свою войну и прикрывал других; он знал, как поступить правильно, и повидал много неправильных решений; он учился на своем опыте как никто другой.

Возвращаясь в палату Фицдуэйна, Килмара посмотрел на часы. На часах было начало одиннадцатого. Фицдуэйна как раз осматривали врач и две сиделки, поэтому генерала попросили подождать в коридоре. Прошло еще десять минут, прежде чем врач вышел из комнаты.