Джон Коннолли - Создания смерти, создания тьмы

В заповедник мы въехали у Слайдела, расположенного на северном берегу озера Пойнтчартрейн. Над водой все еще стелился утренний туман, когда мы сгружали лодку возле рейнджерского поста на реке Перл рядом с плавучими рыбацкими хижинами самого неказистого вида. В лодку мы сложили цепи, веревку, цепную пилу, снаряжение для работы под водой и провизию. Лучи утреннего солнца осветили на дереве рядом с нами мощную паучью сеть. В центре паутины притаился ее хозяин — золотистый паук-кругопряд. Затем звук ожившего мотора влился в общий хор насекомых и птиц, и мы двинулись, рассекая воды Перла.

Берега реки поросли ниссой, ивами, а вокруг стволов высоких кипарисов виднелись трубчатые лианы, украшенные распустившимися красными цветами. На некоторых деревьях виднелись пластиковые бутылки, служившие указателями, что в этих местах расставлены снасти на сомов. Мы миновали прибрежный поселок, большинство домишек, в котором имели жалкий, запущенный вид. Рядом с ними покачивались на воде челноки-плоскодонки. С ветки кипариса на нас с равнодушным спокойствием взирала голубая цапля, а под ней на бревне нежилась на солнышке желтобрюхая черепаха.

Я захватил с собой чертеж Рэймонда Агуилларда, но только со второй попытки нам удалось отыскать указанную им протоку. На входе в нее тесно росла нисса, а ясень клонился над водой почти полностью перегораживая проход. Дальше по каналу ветви деревьев гнул своей тяжестью к воде бородатый мох. Свежий запах живых растений мешался со стойким духом гниения. Искривленные древесные стволы в окружении ряски казались памятниками на зеленом пьедестале. Я заметил с восточной стороны серый купол хатки бобров, а неподалеку от нас грациозно скользнула в воду змея.

— Это змея с ромбами на спине, — пояснил Морфи.

С кипарисов и ниссы вокруг нас капала вода, а в кронах эхом отдавалось птичье пение.

— А аллигаторы здесь есть? — поинтересовался я.

— Может быть, — пожал плечами Морфи. — Но людей они не беспокоят, если только люди им не пакостят. В болотах есть чем поживиться, а вот собак, говорят, они, случается, таскают, тех, что близко к воде подходят. Если приметишь крокодила, дай мне знать выстрелом.

Протока сузилась настолько, что лодка с трудом проходила между берегами. Один раз мы зацепили днищем скрывавшееся под водой бревно. Морфи выключил мотор, и дальше мы шли на веслах.

Когда перед нами выросла зеленая стена канадского риса с высокими стеблями, торчавшими из воды, как клинки, нам показалось, что мы неверно выбрали направление. В зеленом щите виднелся лишь совсем узенький проход. Морфи пожал плечами, завел мотор и направил лодку в просвет. Я веслом раздвигал в стороны рисовые стебли. Неподалеку раздался всплеск, и темная масса размером с большую крысу торпедой прошлась под водой.

— Нутрия, — определил Морфи.

Животное остановилось у ствола дерева, и я смог разглядеть усатую мордочку грызуна. Зверек с любопытством принюхивался к новым запахам.

— На вкус они хуже крокодилов, — продолжил объяснение Морфи. — Я слышал, мы пытаемся всучить их китайцам, потому что нет других желающих их есть.

Среди леса рисовых копий появилась трава с острыми, как лезвиями бритвы, стеблями, и на моих руках, работавших веслом, появился не один порез, прежде чем заросли закончились и мы оказались в своеобразной лагуне, образованной постепенно накапливавшимся илом. Росшая по берегам нисса и ивы пальцами ветвей тянулись к воде. У восточного края возле зарослей маранты грунт был достаточно плотным, и на нем в изобилии отпечатались следы диких кабанов, как видно, частенько захаживавших в эти места лакомиться корнями. В глубине лагуны догнивал буксирный катер. Возможно, с помощью этого судна в свое время был проделан этот проход. Мощный мотор отсутствовал, и в корпусе зияли дыры.

Мы привязали лодку к одиноко стоящему красному клену, полускрытому папоротником, дожидавшемуся дождей, чтобы возродиться к жизни. Морфи разделся, оставшись в трусах, и велосипедках, и, смазавшись жиром, влез в гидрокостюм. Потом он надел ласты, пристегнул акваланг и проверил его.

— В основном глубина в этих болотах футов десять-пятнадцать, но здесь — другое дело, — попутно рассказывал Морфи. — Даже по цвету можно заметить, что здесь глубже: футов двадцать или того больше.

В воде плавали листья, ветки и бревна, а над поверхностью воды без устали носились насекомые. Зелень воды быстро темнела с глубиной.

Морфи ополоснул маску и обернулся ко мне.