Екатерина Шварцбраун - Куда убегает ваш утренний кофе?

Последнее, что она мне сказала еще в сознании, но уже под морфием, было: «Иди к своим сияющим вершинам!»

Она нуждалась в идеальном.

Как выяснилось, я тоже.

Раньше или позже мне грозила какая-нибудь из профессиональных организаций, которые торгуют идеальным. Это могло оказаться что угодно: какие-нибудь, не дай бог, кришнаиты, или вообще церковь сайентологии. В традиционные институты этого профиля я бы точно не пошла, как борец со всем законным. Вместо всех этих ужасов я влюбилась.

Это меня несколько отвлекло. Мой новый друг был неприлично молод, бредил электронной музыкой, МВА, трудной дорогой на самый верх и школой бизнеса, в которой учился. Эти ориентиры, как выяснилось, тоже не тянули, хотя я и пыталась ими проникнуться: помню, я как-то написала статью, что гений Сорос — это мутант и сверхчеловек. Фонд Сороса выразил решительный протест.

В это время всё мне удавалось, и я была хороша. Я научилась танцевать в техно-клубах, в которые раньше не смела мечтать показаться, мой друг очень стеснялся, но упорно стремился войти в «высшее общество», познакомиться со всякими ключевыми людьми — и через некоторое время мы со всеми в этой тусовке перезнакомились, а потом уже сами устраивали вечеринки. Я начала писать музыку. Мы были модные и трендовые. Наверно, это было очень круто. Но тоже всё-таки не тянуло на идеальное.

Я писала в журнальчиках уже полную чушь, но всем нравилось, потому что тексты были бешеные, и в них, как говорили, «было электричество», так что уже наплевать на смысл. В результате своих бешеных успехов, я совсем обнаглела — вообще перестала бояться, что скажу какую-нибудь глупость. А это было напрасно — раньше я всё-таки думала немного сначала, а теперь вообще не думала — ни сначала, ни потом. Я привыкла, что меня за всё хвалят, что я ни ляпну, и всё у меня гениально.

МВ, известный за границей математик, с которым мы издавали журнал, и его жена красавица ЮФ кроме экстремизма ещё отличались таким свойством — поймать какого-нибудь урода и восхищаться им, пока не треснет. Да и не жалко! Это ведь была замечательная семья, в которой все спали, когда хотели, а не ночью. Кроме детей, которых всё-таки заставляли спать ночью, но только маленьких, а когда они выросли и сильно размножились, думаю, уже никто особенно не заставлял. И ещё очень приятен в этой семье был полный бардак. Казалось бы, ничего особенного — но они относились к нему гораздо лучше многих, просто очень хорошо: они вообще его не замечали. Они следили за детскими успехами — и своими, и посторонними, моими тоже, например. Они охотились за электрическими гейзерами. Но я тогда этого не знала. МВ каждый раз в ответ на мои письма писал: это гениально!

Я даже привыкла.

А ЮФ говорила: «Это восхитительно!», но я тогда ЮФ не очень интересовалась, так что не задумывалась, что она этим хотела сказать.

И вот в этом затянувшемся запое восхищения, я со всей дури вмазалась в неподвижную преграду, к своему полнейшему изумлению. Я всегда яростно мечтала о радикальных переменах, которые не оставят от ветхого камня на камне — и конечно же получила, что хотела.

Ниже речь пойдет о графической эмблеме РоСД

Вкратце: эмблема описывает широко известную формулу работы по снятию маски с человеческого сознания, с последующим (не после, а в ходе работы) выводом его за грань очевидного.

Красное кровянисто.

Маска это маска. Вы видите, что сквозь одну глазницу просвечивает синее. Но вы не можете знать, что в действительности под ней. А под ней — мозг, и он бесконечен, только заточен в невозможности осознать эту бесконечность. Смысл всей операции — сорвать кисею непонимания.

Желтое солярно.

Синее небесно.

Прозрачное — запредельно.

Зеленый ключ — ключ к тайному; первый ключ от первого замка; это земной ключ; совершенствующийся; подвластный обработке мастером; дикий, натуральный и т. д.

Второй ключ — трансцендентен. Он открывает, теоретически, все замки, и присутствует с самого начала, но его нельзя увидеть (на картинке он прозрачен, как и то, что за пределом синего круга).

Co. S. Ra. RoSD — провозглашение имени рабочего.

Заморскими буковками написано имя материала. Каббалистически равно 121 = 11 x 11. Но 121 также = ALYLYM, фальшивый кумир, ничтожество; это тактично напоминает созерцателю эмблемы о том, что отображенная Формула — сама по себе Ложь; она пуста и суха, лаконична, совершенна, выжата до предела, и ее нужно каждый раз порождать заново (на что указывает также и квадрат, хотя он и невидим). Кроме того, 11 + 11 = 22. Это указание на опасность, подстерегающую вас в случае остановки или зацикливания на одном из компонентов, пусть даже и самом возвышенном. 22 в данном случае — это Система.