Эрик Ластбадер - Зеро

— Ты не права, — возразил Карск, — совершенно не права.

— Вот как? Посмотри на себя, Евгений. Ты утверждаешь, что предан марксизму. Я верю тебе. Но при всей твоей преданности идеалам, ты привержен Западу, его образу жизни. Взгляни, что на тебе надето. Лучшие парижские модели.

— Это ты потащила меня по магазинам.

— Но я вовсе не заставляла покупать все эти прекрасные костюмы, рубашки и галстуки. Это ты покупал, ты платил за них. — Лилиан покачала головой, — И ты получал от этого удовольствие. Ты просто обожаешь бывать в Париже. Ты предпочитаешь жить здесь, а не в России.

— Я люблю Россию. — Разговор принял неприятный оборот, Карск не мог понять, почему он вынужден защищаться. — Я люблю Россию. Я люблю Москву. Я люблю Одессу, особенно весной.

— Ты знаешь, что писал Генри Джеймс о Париже? — спросила Лилиан, не слушая его возражений. — «Париж — это величайший храм, когда-либо построенный для плотских наслаждений». И именно в этом храме ты преклоняешь колени. Именно Парижу ты поклоняешься, Евгений.

— Я никогда не отрицал, что люблю Париж.

— Ну, а твой дом? Ты ведь живешь не в тесной однокомнатной квартире, а твои соседи — вовсе не любимые тобой пролетарии, не так ли? — Она посмотрела ему в глаза.

— Нет, — ответил Карск.

— Разумеется, нет. Наверняка ты живешь в прекрасном доме, населенном руководящими партийными работниками. У тебя вполне респектабельные соседи. В твоей квартире хватает места. Возможно даже, что из окон открывается хороший вид. В квартире светло и просторно. Разве не так?

— Описание довольно точное.

— Образец социализма, — саркастически заметила Лилиан. — Праведный последователь Ленина.

Она открыла свою сумочку и швырнула через стол несколько сложенных листов.

— Что это? — Он посмотрел на них, как на разворошенное гнездо скорпионов.

— Это то, что мне причитается, — спокойно сказала Лилиан. — То, что твоя страна должна мне. То, что ты должен мне.

— Чушь, — резко ответил Карск. — Перестань упрямиться и играть. Отдай всю остальную информацию, и закончим на этом.

— Я говорю вполне серьезно. Может быть, ты хочешь получить то, что требуешь, силой?

Он погладил ее так, как она больше всего любила. Лилиан вздохнула и цинично спросила:

— Ты полагаешь, я люблю тебя настолько сильно, что исполню любую твою просьбу?

Когда Карск заговорил, он не смог совладать со своим голосом:

— Думаю, что ты все-таки не отдаешь себе отчета в том, насколько серьезно то, что ты делаешь.

— Не стоит мне угрожать, Евгений. Я сделана из достаточно прочного материала. Если ты попробуешь нанести мне хоть какой-нибудь вред, то никогда не получишь этих бесценных сведений.

На мгновение их взгляды встретились, потом Карск нацепил очки и развернул сложенные листы. Это были два документа, в трех экземплярах каждый. Прочитав первый, Карск поднял глаза и внимательно посмотрел на Лилиан. Он начал понимать, что серьезно недооценивал ее.

— То, что здесь написано, — сказал он, — не имеет никакого отношения к твоей мести.

— Месть — мое личное дело, — ответила Лилиан. — Здесь же речь идет только о деловой стороне.

— Понятно. — Он еще раз пробежал глазами листок. — Таких требований в нашей стране не услышишь даже в сумасшедшем доме.

— Я же сказала, что не вернусь в Америку. Даже при всем желании я уже просто никогда не смогу этого сделать. Но моя жизнь не кончена, кое-что еще осталось. Я хочу быть счастливой.

Карск медленно снял очки.

— Ты хочешь... — он помолчал. — Ты хочешь иметь свой собственный отдел в рамках КГБ. Ты хочешь в течение года после приезда в Москву стать членом Политбюро. Это же невозможно.

— В этом мире нет ничего невозможного, — улыбнулась Лилиан. — Вспомни о тех сведениях, которые у меня есть. Их цена очень высока.

— Я понимаю, но Полит... Господи, да ведь существует определенный порядок. Вся процедура выборов занимает долгие годы. Пойми, это невозможно. К тебе будут присматриваться, тебя будут проверять.

— Меня могут счесть троянским конем, засланным американцами? — Она рассмеялась. — И это после того, как в Кремле прочтут мои данные, точнее, твои данные? Это ведь твоя операция. Ты полагаешь, у кого-то могут остаться сомнения на мой счет? Подумай о важности этой информации. Каждый час промедления на руку американцам.

Карск нахмурился и резко спросил:

— Что ты имеешь в виду? Ты что, все испортила? Американцам известно о том, что ты сделала? Ты ведь уверяла меня, что никто не узнает об утечке информации по крайней мере неделю.