Эрик Ластбадер - Зеро

Он пристально посмотрел на Майкла.

— Ты ученик, — сказал он, — последний ученик сенсея.

Майкл понял, что он имеет в виду. Майкл был единственным европейцем среди учеников Тсуйо. И потому служил объектом пристального внимания монахов храма Синто.

Майкл поклонился. Монах поклонился в ответ. Майкл передал ему обрывок красного шнура.

— Это принадлежит храму. Монах, не удивившись, кивнул:

— Следуйте за мной.

Он провел их через основную часть храма. Это было священное место. Отличие синтоизма от других религий мира состоит в том, что его храмы — это место обитания духов и поклонения им, но никак не обращения в веру.

На каждом шагу они видели, что в храме обитают духи синтоизма. Стены занавешивали белые, свободно ниспадающие полотнища, всюду были расставлены зеркала, в которых отражался лишь чистый свет, на полу в плошках курились благовония, повсюду лежали свитки с заклинаниями духов.

Монах провел их через небольшое внутреннее помещение, населенное духами ками этого храма. В боковой комнате монах на несколько минут оставил молодых людей. Уходя, он указал на окно.

— Отсюда, — сказал он мягко, — видно место, где похоронен сенсей.

Майклу было хорошо известно это место в тени священных деревьев. Одно из деревьев много лет назад расщепило ударом молнии, из обгоревшего ствола и был извлечен синтай, божественное тело духа ками. Духа Тсуйо. Майкл смотрел, как дождевые струи омывают белоснежную каменную плиту, отмечающую место, где покоится тело Тсуйо.

Рак, поразивший сначала гортань Тсуйо, постепенно завладел всем телом учителя. Но Тсуйо ни дня не провел в постели. Он продолжал жить обычной жизнью, наполненной молитвами и повседневными делами. Но в одну из ночей Тсуйо не проснулся, его земная жизнь закончилась.

— Грустно возвращаться сюда? — тихо спросила Элиан.

— Грустно? Нет, — Майкл покачал головой. — Это священное место. Я ощущаю здесь присутствие Тсуйо. Может быть, это всего лишь воображение, но я чувствую какую-то энергию, исходящую от духа ками, обитающего тут. Здесь слишком много любви, здесь нет грусти.

Монах вернулся. В руках он нес предмет, завернутый в белую ткань. Он молча поставил его на резной деревянный стол.

Майкл и Элиан переглянулись.

— Возможно ли это? — прошептала она. Майкл, не отвечая, откинул материю.

— Боже, — выдохнула Элиан.

На столе стояла шкатулка из древесины кеки. Искусная и очень старая. Но на верхней крышке шкатулки была совсем недавно вырезана двуглавая птица камон, отличительный знак клана Таки-гуми.

Пристально глядя на Майкла, монах сказал:

— Твой отец похитил это. Не мне судить о праведности его поступка. Он прислал это сюда на хранение. Я исполнил его волю.

Он повернулся и вышел из комнаты, оставив их наедине со шкатулкой. Майкл неподвижно стоял, не смея открыть крышку из дерева кеки. Элиан, как зачарованная, не отрывала взгляда от шкатулки. Этот старинный ящичек хранил то, что привело к гибели многих людей. Клочок бумаги, способный изменить мир.

— Открой, — наконец прошептала Элиан, — открой, Майкл. Ты должен открыть ее.

Он здесь, думал Майкл. Документ Катей здесь, под этой крышкой. Еще мгновение, и все станет на свои места, он наконец-то поймет, кто враг, а кто друг, что такое Дзибан и почему все так стремятся завладеть этим клочком бумаги. Может быть, он даже поймет, кем был его отец, чем он жил. Сердце учащенно билось. Справившись с дрожью в руках.

Майкл судорожным движением открыл шкатулку. На дне белел перевязанный шнуром свиток.

— Теперь, — осторожно подбирая слова, начал Масаси, — я хочу услышать от вас, что ваш отец написал вам перед смертью.

Одри быстро взглянула на него.

— Вы хотите сказать, перед тем, как его убили? Его ведь убили. Может быть, это сделали вы?

— Нет, — Масаси постарался улыбнуться как можно обаятельнее. — Напротив, я ищу человека, виновного в смерти вашего отца. Он должен предстать перед лицом правосудия.

Как же трудно быть умным и обаятельным, говоря на английском, подумал он про себя. Так много слов, которых я не знаю, но которые так необходимы.

Одри пыталась понять, что за человек перед ней. В этом просторном здании она находилась уже несколько часов, возможно даже сутки, поскольку не знала, долго ли проспала.

Проснувшись, Одри увидела, что находится в небольшой комнате, где кроме нее присутствовали две японки. Шуршание шелковых кимоно подействовало на Одри успокаивающе.