Крейг Расселл: Вечная месть

— Рад, что вы здесь, Фабель, — произнес мэр. — Я обязан вас поблагодарить. — Он помолчал и поправился: — Я обязан вам жизнью. Если бы вы не появились вовремя, если бы фрау Клее не выстрелила вовремя… — Он замолчал, паузой подчеркивая ужас возможной альтернативы.

Фабель кивнул:

— Я просто делаю свою работу.

Шрайбер указал на перевязанную голову:

— Мне сказали, что понадобится пластическая операция. И еще нервы повреждены.

Вошли двое полицейских. Фабель приказал им встать в коридоре у дверей.

— Никого сюда не впускать, кроме медицинского персонала, непосредственно задействованного в лечении герра Шрайбера, — распорядился Фабель.

— Позже приедет моя жена, — сообщил мэр.

— Никого! — повторил Фабель.

— Право, в этом нет никакой необходимости, герр Фабель! — запротестовал Шрайбер. — Опасность миновала. Грубер мертв, и он, совершенно очевидно, действовал один, по своему собственному безумному сценарию.

— Так почему он выбрал вас? — спросил Фабель. — Все остальные жертвы были непосредственно связаны с Рыжим Францем Мюльхаусом и группировкой «Восставшие». Почему он выделил вас?

— Бог его знает. — На опухшем лице Шрайбера эмоции были не видны, но в тоне явственно сквозило раздражение. Фабель ожидал, что ван Хайден, возможно, начнет возражать против допроса первого мэра, но криминальдиректор хранил молчание.

— Послушайте, Фабель, — продолжил Шрайбер, — меня мучает боль, я сильно перенервничал и слишком плохо себя чувствую, чтобы анализировать действия психа, только что пытавшегося меня убить, или гадать о его мотивах. Он был безумцем, а также называл себя террористом. Я глава города и правительства Гамбурга. Идите и сами все это выясняйте. В конце концов, именно за это я вам деньги плачу.

— О, я уже все выяснил, герр первый мэр.

Фабель повернулся к Вернеру и протянул руку. Тот передал ему прозрачную папку для улик. В ней лежал толстый блокнот в потемневшем от времени и сырости кожаном переплете.

— Рыжий Франц Мюльхаус знал, что его время истекло. Он понимал, что власти до него доберутся, однако не собирался сдаваться живым. И еще он сильно сомневался в верности своих соратников, в особенности своего заместителя, которым журналистка Ингрид Фишманн считала Бертольда Мюллер-Фойта. Заместитель Мюльхауса также вел фургон, на котором восемью годами ранее похитили Видлера, промышленника. После этого похищения все остальные члены группировки залегли на дно, но Рыжий Франц и голландец Пит ван Хоогстраат были единственными, кого могли опознать власти, и поэтому эти двое продолжали скрываться, получая финансовую и прочую поддержку от бывших сподвижников.

— Фабель… — Шрайбер вздохнул и с трудом повернул голову к ван Хайдену. — Нельзя ли обо всем этом поговорить как-нибудь в другой раз?

— Вот что произошло в тот день на платформе в Норденхаме, — продолжил Фабель, будто не слышал слов Шрайбера. — Голландец ван Хоогстраат не разделял революционного рвения Мюльхауса. Он устал от почти десятилетней жизни в бегах и хотел покончить с этим, но так, чтобы не просидеть до конца дней за решеткой. И была заключена сделка. Сделка, по которой ван Хоогстраат получал минимальный срок. Сделка, заключенная остальными членами группировки, желавшими перевернуть эту страницу своей жизни. Сделка, задуманная заместителем Мюльхауса. А переговоры с властями анонимно провел главный разработчик планов группировки Пауль Шайбе. Они знали, что Мюльхауса живым не возьмут и с его смертью исчезнет угроза их обнаружения и ареста. Они уже купили молчание ван Хоогстраата, заключив сделку с властями, но гибель ван Хоогстраата на той же платформе пошла им только в плюс. Все концы в воду. «Восставшие» больше никогда не восстанут.

Фабель помолчал, глядя на упакованный блокнот в руке.

— Забавно… — грустно улыбнулся он, — но именно Франк Грубер сказал мне однажды: «Правда — это то, что мы должны мертвым». — Фабель приблизился к кровати Шрайбера. — Загадка вот в чем: откуда Грубер добыл имена бывших членов «Восставших»? Ведь их знали только сами члены группировки. Будь убийцей Брандт, тогда и вопросов бы не возникало: его мать, сама входившая в эту группировку, могла рассказать сыну. Но тайна была настолько важной и так тщательно скрывалась, что она даже не сказала Францу Брандту, кто его отец. Так откуда же Франк Грубер узнал их имена? В конце концов, его усыновили в одиннадцать лет, богатые приемные родители увезли его в совершенно другой мир — в Бланкенезе. Раннее детство, проведенное в постоянных переездах, никакого обучения, кроме политического промывания мозгов родителями, должно быть, казалось ему полузабытым кошмаром. Но одно он помнил твердо. Как я уже сказал, Мюльхаус не доверял никому из бывших соратников, но все же существовал один-единственный человек, которому он доверял, — сын. Франц Мюльхаус был археологом и наверняка рассказывал юному Франку, как земля хранит истину для последующих поколений. Мюльхаус сообщил сыну, что закопал истину в землю, тщательно завернув и защитив ото всех. Юный Франк крепко запомнил место, чтобы, в случае если Мюльхауса предадут, остальные не смогли остаться безнаказанными.