Крейг Расселл: Вечная месть

— Корнелиус Тамм. — Фабель перочинным ножом перерезал ленту, и Мария встала. — Поверь мне, Йен. Это малоприятное зрелище. Но сейчас тебе в любом случае не до этого… Он направился за своей последней жертвой.

— Кто?

— Бертольд Мюллер-Фойт. Франк сказал, что идет за вторым по старшинству членом группировки Мюльхауса. И еще сказал, что он политик. Посмотри туда. Ящик видишь? Мюльхаус закопал его и сказал Франку, где искать в случае его гибели. Там все имена.

Фабель открыл ящик. Там оказалось несколько блокнотов, дневник, маленький пластиковый пакетик, фотография и гроссбух. Все в переплетах из коричневой кожи, потемневшей от долгого пребывания в сырой почве. Фабель рассмотрел фотографию. Семейный снимок: Мюльхаус, женщина с длинными светлыми волосами цвета слоновой кости — должно быть, Микаэла Швенн, — и мальчик лет девяти. Совершенно очевидно — Грубер. Но особое внимание Фабеля привлекла именно женщина.

— Черт подери, Мария! — воскликнул Фабель, протягивая ей снимок. — Микаэла Швенн… Она могла быть тобой… Сходство поразительное.

Мария уставилась на фотографию. Фабель быстро перебрал весь ящик, вынул пластмассовый пакетик и увидел в нем клок волос. Рыжих волос. Грубер на каждом месте преступления оставлял один волосок. И когда криминалисты пропустили первый в ванной комнате Хаузера, Грубер его нашел. Фабель быстро пролистал блокноты в поисках информации и нашел ее.

— Поехали! — Он направился к выходу из подвала, приказав двум патрульным оставаться там и охранять место преступления. — Ты подумала не на того политика, Мария. И я полагаю, что знаю, куда он его потащит.

Мария некоторое смотрела на фотографию женщины, выглядевшей в точности как она сама, затем бросила снимок обратно в ящик и пошла за Фабелем прочь из подвала.

00.15. Железнодорожная станция Норденхам, 145 километров к западу от Гамбурга

Кое-как припарковавшись, Фабель бросил машину с включенными фарами. Они с Вернером подъехали к южной стороне станционного здания. Анна, Мария и Хэнк остановились с его северной стороны. К вящему неудовольствию Фабеля, полиция Норденхама обозначила свое прибытие, сверкая огнями и завывая сиренами в холоде ночи. Три машины подъехали к зданию по бокам и сзади, а еще три затормозили и встали в дальнем конце железнодорожных путей, их фары осветили платформу и все строения.

После воя сирен, беготни и громких команд все внезапно стихло. Фабель уже стоял на платформе и очень даже ощущал свое учащенное дыхание. Он его слышал в полной тишине и видел облачка пара в неподвижном прозрачном прохладном воздухе. Фабеля терзало предчувствие беды. Была какая-то неизбежность, сверхъестественное ощущение чего-то знакомого в том, что эта группа людей собралась в этом месте и в это время. Ощущение, что свершается предначертанное судьбой.

Но эту предопределенность заложила совсем другая группа людей. Все было весьма умно задумано. Никто не стал бы вновь копаться в деталях смерти убийцы и террориста. Гибель Мюльхауса означала, что глава, мозг и сердце группировки «Восставшие» уничтожены. Его смерть знаменовала и смерть организации. Сделка, которую Пауль Шайбе анонимно заключил со службой безопасности, предусматривала, что больше никакого следствия по «Восставшим» вестись не будет. Ну и, конечно же, были даны гарантии, что группировка «Восставшие» просто исчезнет.

Фары машин полиции Норденхама, выстроившихся вдоль дальнего конца железнодорожных путей, высвечивали фигуры на платформе, как актеров на сцене, огромные тени скользили по фасаду здания станции.

Фабель с пистолетом в руке побежал туда.

— На вашем месте я бы остановился! — крикнул Франк Грубер. Острый клинок в его руке холодно блестел в ночи. Грубер заставил стоявшего перед ним человека опуститься на колени. — Думаете, меня волнует, умру я тут или нет, Фабель? Я вечен. Смерти нет. Уходит только память… Память о том, кем ты был прежде.

В мозгу Фабеля быстро прокручивались тысячи вариантов, во что все это может вылиться. Любое его слово, любое действие приведет к определенным последствиям. Запустит цепочку событий. И наиболее вероятным итогом будет смерть не одного человека.

У него голова пухла от этих мыслей. Ночной воздух, в котором витали облачка пара от его дыхания, не имел ни вкуса, ни запаха, будто, собравшись тут, все они поднялись на большую высоту. Воздух казался слишком разреженным, чтобы передавать какие-либо звуки, кроме безнадежных всхлипываний стоявшего на коленях человека. Фабель взглянул на своих офицеров, стоявших с белыми в свете фар лицами, держа мишень на прицеле. Они застыли в стойке, готовые вот-вот принять решение убить. Особое внимание он обратил на Марию: лицо совершенно бескровное, голубые глаза-льдинки блестят, все мышцы руки, сжимающей «ЗИГ-зауэр», предельно напряжены.