Александр Лекаренко - Правосудие

Мы не могли достать моджахедов сверху, потому что они прятались за наплывами льда и снега внизу, а мы не могли остановиться, тогда они обошли бы нас с флангов, единственное, что спасало нас от прицельного огня — это расстояние.

Мы не понимали, почему они не прекращают преследование, и мы ползли вверх, задыхаясь в разреженном воздухе, и не было видно подмоги, не было видно ничего, кроме сверкания солнца, мы не знали, где находимся, к концу дня мы полуослепли от ультрафиолета. А ночью меня начал кусать мороз. Я не был ранен, но руки были изодраны об лед, теперь это все распухло, почернело и болело на холоде жутко. Всех мучил голод, глаза резало, как от сварки, но, несмотря на это, мы начали клевать носами от усталости, а на рассвете моджахеды подстрелили одного из наших, и мы снова побежали, бросив его на снегу.

Я начал подозревать, что афганцы знают, что делают, что мы уже не в Таджикистане, а впереди какое-то препятствие, которое мы не сможем преодолеть. Мы начали мерзнуть уже и на солнце, мы уже не понимали, что рвет наши лица — солнце или мороз, ноги дрожали от переутомления и голода, легкие были обожжены ледяным воздухом.

- По этому лесу, Эвелина, — он кивнул за облитое лунным светом окно, — я мог бы идти, почти без остановок, неделю, две недели — питаясь корой и мерзлыми ягодами. Но трое суток на леднике — это месяц. Я был крепким парнем, но чувствовал, что третью ночь могу и не пережить, а я был в лучшем состоянии из пятерых, оставшихся в живых. Вечером я изложил им свои соображения. Впереди нас ждал расстрел возле какой-нибудь стенки — если сможем отлепиться ото льда на рассвете. Я предложил атаковать — и будь, что будет. Мы не могли подобраться к моджахедам незаметно, они находились в каких-нибудь пятистах метрах и выставляли наблюдателей на ночь. Мы могли надеяться только на прорыв — или на легкую смерть. Мои бойцы согласились без команды, терять уже было нечего.

Мы выждали — в расчете на то, что какая-то часть охотников заснет. Потом растянулись широкой цепью и поползли, пытаясь преодолеть скрытно хотя бы начальный отрезок дистанции. Но нас обнаружили почти сразу. Тогда мы с воплями вскочили на ноги, чтобы ринуться вниз - и покатились вниз. Там был лед, кое-где — чистый, кое-где — покрытый снегом. Когда мы днем шли вверх, наши ноги легко пробивали подтаявший снег. А ночью ударил мороз, и все превратилось в сплошной каток, мы покатились кубарем и поехали на задницах прямо на лупившие в нас стволы, мы даже стрелять толком не могли, мы непрерывно нажимали на спусковые крючки, но наши автоматы выписывали кренделя вместе с нами, и пули летели, куда попало. А когда я доставал гранату, автомат вообще вылетел у меня из рук, он доехал до моджахедов раньше, чем на головы им упала граната, а потом уже и я свалился в это месиво — через секунду после взрыва. Они устроились под сугробом, я слетел с него, как с трамплина, а на меня обрушился мой боец и тут же врезал мне по ребрам прикладом. И мы орали там, в дыму, в лицо друг другу — он сидел у меня на животе и пытался выбить мне глаза стволом автомата, потому что у него уже не было патронов, и он ни черта не соображал от ярости, а я пытался защититься руками и попасть ему коленом по почкам, пока кто-то третий не сшиб его с меня ударом ноги. Я встал на четвереньки, нашаривая автомат, увидел пламя выстрелов внизу по склону и решил, что — все, хана — снизу идут на подмогу, но стрельба быстро прекратилась. Потом, оказалось, что стреляли убегавшие моджахеды, когда рассвело, мы вычислили по свежим следам, что их было трое.

Я оглянулся. Кроме меня, двое остались в живых, один — тяжело раненый. Еще двое лежали на склоне, не добежав до укрытия. Убитых моджахедов было четверо — гранатой, в основном. Пятый еще шевелился, и мы его добили. Своего раненого мы шевелить не стали, — сразу было видно, что он не жилец, он и умер через полчаса. Мы не знали точно, сколько было моджахедов, поскольку, когда они преследовали нас, то перемещались зигзагом, между складками местности и глыбами льда, трудно было подсчитать, мы еще не знали, что нас не будут атаковать, и были настороже, но жрать хотелось смертно, и мы начали шарить по вещам. Однако нашли только несколько кусков сухого хлеба, которые тут же и проглотили, и несколько кусков кифа — зеленой, похожей на пластилин пасты из конопли, — эти охотники голодали почти так же, как и мы, поддерживая дух старым азиатским способом. Киф и спальные мешки помогли нам дожить до рассвета, а потом мы начали свой путь вниз. Мы шли по следам, идти вниз было легче, чем вверх, и все равно мы часто падали — киф выжимал из нас истеричные смешки, но не давал крепости ногам. К вечеру мы достигли места, где охотники подстрелили одного из наших, и повалились в снег возле замерзшего тела.