Николай Волынский - Год беспощадного солнца

У Мамонова сидел парень лет тридцати, совершенно лысый, коренастый и чудовищно толстый. Если росту в нем было метра полтора, то вширь – все два. «Два центнера, не меньше, на себе таскает, – отметил Мышкин. – Живая иллюстрация для учебника патологии».

– Они? – мрачно спросил толстяк Мамонова.

Тот кивнул.

– Веня, – представился толстяк. – Прошу следовать за мной.

– Предупреждаю, Вениамин! Даже не вздумай!.. – с угрозой сказал ему Мамонов. – Иначе я лишу тебя своей доброты и щедрости.

– Ладно уж, – бросил тот уже на ходу, не оборачиваясь. – Сами разберемся.

– Где гримерная, знаете? – спросил он Мышкина в вестибюле.

– Если тут ничего не изменилось…

– Ничего не изменилось. На своем месте гримерная. Найдете?

– Найдем.

– Тогда, – он посмотрел на свой «ролекс», – встречаемся там ровно через двадцать пять минут. Ни секундой позже.

Когда они добрались до гримерной, Веня их ждал. Дверь гримерной была приоткрыта, у порога стояли санитарные носилки на колесах, заваленные цветами.

– Пятьсот баксов, – неожиданно потребовал Веня. – Лучше прямо сейчас. Для простоты. И для удобства.

– Что-то не понял тебя, красавчик, – удивился Мышкин. На самом деле, он все понял.

– Такие мероприятия имеют свою цену… – начал Веня, но Мышкин схватил его за локоть и торопливо отвел в сторону.

– Ты что лепишь, Веня? – прошипел он. – Какие баксы? Ты хоть представляешь, кто эта дама со мной? Тебе Мамонов сказал? Предупредил?

– А что? – насторожился Веня. – Кто? Не знаю. Не сказал.

– И кто такой президент Путин, тоже не знаешь? Между прочим, подполковник КГБ.

– Что с того? Президентов у нас, как собак нерезаных, – хохотнул Веня. – И все в Москве.

– А кто такой Борис Абрамович Березовский, тоже не знаешь? Отвечай немедленно!

– Ну как же: БАБ есть БАБ, – уважительно сбавил тон Веня.

– Вот видишь! – упрекнул его Мышкин. – А ты – баксы, шмаксы… Мамонову скажу. Портишь мне парамедицинское государственно-дипломатическое мероприятие. Министр иностранных дел тоже будет недоволен, если узнает. И обязательно доложит Борису Абрамовичу. Прямо в Лондон. И тогда никто тебе не позавидует! В первую очередь, я.

– Чё он узнает?

– Всё! – отрезал Мышкин. – Живо веди к испанкам.

Около двери в гримерную Веня вдруг затормозил:

– А цветы? Они бабы избалованные.

– Цветы… – растерялся Мышкин. – Нет цветов.

– И выгнать могут без цветов. Запросто. Но за пятьсот баксов…

– Обойдешься! – перебил его Мышкин. – Как-нибудь справлюсь…

– Тогда я здесь не нужен, – заявил Веня и исчез.

Из-за приоткрытой двери доносился властный голос Марии Мендиолы:

– ¿Cuánto le debo repetir, loco? No es un solo sonido, ni una sola palabra! Usted no tiene cuarenta y hasta cincuenta años! Después de todo, estuvo de acuerdo: basta con abrir la boca. Pero no es como un pez muerto, y natural. La garganta debe trabajar, la persona debe trabajar. Gloria a la Santísima Virgen de Toledo-ción, tu grito nadie se dio cuenta. Después de todo, ya sabes, como la auténtica voz de Rusia… [30]

– No lo sé! – сварливо каркнула Мариса. – Y no hay deseo de saber. [31]

– Una necesidad de conocer, infeliz! Bueno, no se rió, sin entender! Sólo recuerde, estúpido: cualquier fallo o perturbación de la voz para Baccarat no es terrible. Lo peor de todo – la risa y perezoso! [32]

Мышкин взял с носилок самый большой букет и деликатно постучал.

– Yes? – спросила Мария.

– Here is Professor Dmitry Myshkin.

– Cam in, please! [33]

В гримерной оказался почему-то всего один трельяж и длинный стол-прилавок вдоль стенки. Мария, уже разгримированная, в легком платье, таком же как у Марины, встретила Мышкина такой ослепительной улыбкой, что Дмитрию Евграфовичу снова показалось: в гримерной зажглась дополнительная лампа. Улыбка на мгновение погасла, когда Мария увидела скрепки на голове Мышкина. В ее громадных синих глазах мелькнул ужас. Но всего через секунду Мендиола овладела собой и засияла еще ярче.

Перед трельяжем сидела Мариса и накладывала на лицо крем для снятия грима. Увидела в зеркале Мышкина с Мариной и, не оборачиваясь, хмуро кивнула.

Мышкин галантно поклонился. Мария улыбнулась еще сердечнее и опять на несколько секунд стала такой же Мендиолой, как двадцать лет назад. От нее волнами исходила мощная энергетика. Дмитрий Евграфович ощутил ее сразу – по спине у него пополз холодок, руки покрылись гусиной кожей.

Мендиола приняла букет, протянула Мышкину узкую руку – длинные пальцы, темно-красный лак на ногтях, никаких украшений, одно тонкое обручальное кольцо. Рукопожатие ее оказалось неожиданно крепким.

– Thank you, mister professor. Very nice of you! [34] Главное, мои любимые розы. Почти как испанские баккара. Вы настоящий кабальеро!

Марине она кивнула отдельно и тоже улыбнулась, но с холодком, и руки не подала.