Мартин Сутер - Миланский черт

Но он вдруг спросил:

— А кто?

Соня смущенно рассмеялась.

— Иногда мне все кажется таким странным. У тебя такое бывает? Ты сидишь где-нибудь, и вдруг все резко меняется. Самые знакомые и привычные вещи вдруг становятся чужими и враждебными. И у тебя появляется чувство, как будто где-то совсем рядом есть что-то еще, какая-то другая реальность… Тебе знакомо это чувство?

— Нет.

— Именно это чувство и охватило меня здесь наверху. Но оно не проходит. Фрау Феликс, фикус, светящиеся палочки, Паваротти, колокол, Банго, смерть Баццеля, кресты, «il senatore», Барбара, гости, жители деревни, снег, Сераина… Все вокруг становится все более странным, все более непонятным, все более зловещим.

Дорожка уходила вверх по узкому серпантину. У откоса росли альпийские розы. Кто-то совсем недавно оборвал с них почти все бутоны.

Мануэль шел впереди размеренными шагами горного проводника. Он ничего не ответил на ее последние слова, и она намеренно немного отстала, чтоб увидеть его лицо на очередном крутом повороте серпантина. Но ее подозрение — что он тайком ухмыляется — не подтвердилось. Его лицо было серьезным и выражало живой интерес к беседе.

— Ты мне очень нравишься, Соня, — сказал он вдруг.

— Это что — объяснение в любви?

Но он не улыбнулся.

— Просто я хочу, чтобы ты это знала.

— Ты тоже мне нравишься.

Они достигли границы леса. Небо на западе было безоблачным. Но с востока катились новые клубы тумана.

— Честно говоря, сначала ты мне не понравилась.

— Да? Почему? — удивилась Соня.

Он едва заметно пожал плечами.

— Не знаю. Предрассудки. Какая-то дамочка из высшего общества, которая много лет не работала и вдруг решила вернуться в профессию.

— Откуда ты все это узнал?

— От нее.

— Значит, Барбара Петерс представила меня моим будущим коллегам как «дамочку из высшего общества, которая много лет не работала и вдруг решила вернуться в профессию»?..

Мануэль поравнялся с загоном для скота и пошел по узкому проходу для туристов.

— Может, я сам сделал такой вывод из каких-то ее слов.

Дорожка вновь расширилась, и Соня пошла рядом с ним.

— Как бы то ни было, ты очень успешно скрывал, что я тебе сначала не понравилась.

Он, не отрываясь, смотрел в землю.

— В нашей профессии этому быстро учишься.

— Мне это так и не удалось.

Мануэль остановился и посмотрел на нее.

— Может, у тебя не было необходимости этому учиться…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Красивая, да еще с бабками…

— Вот, значит, как ты ко мне относишься.

— Относился.

— А сейчас?

— Я уже сказал: ты мне нравишься.

Грозовые тучи погасили солнце. Соня предложила на первой же развилке повернуть назад.

— От дождя еще никто не умирал, — возразил Мануэль.

— От дождя да, но гроза — это совсем другое дело.

— Ты еще и грозы боишься…

— Да, и грозы тоже, — призналась Соня.

Словно в подтверждение ее слов, на востоке лениво громыхнуло. Валь-Гриш лежал под ними, съежившись, как будто тоже боялся грозы. Далеко внизу крохотный трактор полз к крестьянскому двору, словно муравей, спешащий в свой муравейник. Чуть ближе, на опушке леса между ними и их целью, кто-то стоял. Турист или крестьянин. Вот он пошевелился и исчез за деревьями.

Спуск принудил их ускорить темп.

— Ненавижу спуск! Еще со школьных походов, — ворчал Мануэль. — Когда идешь в гору, радуешься предстоящему спуску, а потом проклинаешь все на свете, потому что не успеешь оглянуться, как у тебя болят колени и пальцы ног стерты до крови…

Где-то в самой гуще туч сверкнула молния. Гром пока еще сильно запаздывал. Дорогу им преградила электроизгородь загона для скота. Мануэль поднял перекладину, служившую калиткой, с помощью прикрепленной к ней изолированной ручки, пропустил Соню и закрыл за собой «калитку». На одном из столбов изгороди висел зловеще тикавший аккумулятор.

Соня почувствовала первую каплю дождя.

Ели, над верхушками которых они только что видели деревню, теперь выросли впереди, как часовые, высокие и строгие. Еще метров двадцать-тридцать, и они поравняются с ними. Деревья стояли по обе стороны дорожки, образуя нечто вроде арки и напоминая ворота в сказочный лес.

Ветер усиливался. Если до этого они только чувствовали его, то теперь могли еще и слышать. Он шумел в соснах и елях, словно торопил путников.

Лес становился гуще. Вдоль откоса над их головами сквозил молодняк. Тощие стволы были скрыты загадочной сенью зеленых кринолинов.