Виктория Платова - Инспектор и бабочка

– …Думаю, что их судьба сложилась более благоприятно, чем судьба моего друга.

– Вы вычеркнули его из списка живых, инспектор?

– Я смотрю на вещи реально. Если человек на протяжении долгого времени не дает знать о себе даже самым близким… Хорошего не жди.

– Я бы не стала терять надежду. Обстоятельства бывают самыми разными. Поверьте.

– Личный опыт?

– И личный тоже. Моя нынешняя жизнь кардинально отличается от той жизни, которую я вела на родине. И многие из тех, с кем я была дружна когда-то, даже не знают, где я сейчас. Но так лучше для всех.

– Ваша жизнь на родине была так невыносима, что от нее стоило отказаться?

– Она была… скучна.

– А сейчас?

– Сейчас она – какая угодно, но только не скучная.

– Чем вы занимаетесь, Дарлинг?

Невинный вопрос, на который следует такой же невинный, хотя и расплывчатый ответ:

– Декоративно-прикладное искусство. В основном африканское. Я – эксперт, и довольно неплохой.

Лужайка с папоротником приобретает все более неказистый вид, и Субисаррете это совсем не нравится. К битому стеклу и ржавым тряпкам присоединились теперь еще и клочки бумаги. Бренные останки брошюры по искусству Бенина и аукционного каталога – вот что это такое.

– Удивительно.

– Что именно удивительно?

– В багаже убитого обнаружился аукционный каталог и брошюра по искусству Бенина. Это ведь Африка?

– Да.

– Странное совпадение ваших с покойником пристрастий, вы не находите?

– Нахожу, – самообладанию Дарлинг можно только позавидовать.

– Будь вы на моем месте, что бы вы подумали?

– Что потенциальная подозреваемая… Если вы считаете меня подозреваемой… Поступила крайне неосмотрительно, оставив эту печатную продукцию на месте преступления. Но лично я никогда не поступаю неосмотрительно и всегда взвешиваю риски.

– Я не считаю вас подозреваемой… Просто пытаюсь понять, почему так много Африки в одной отдельно взятой гостинице. Кстати, об Африке… Исмаэль – африканец, не так ли? Но вы говорили, что его мать русская.

– Я сказала, что мать Лали – русская. А Исмаэль ее приемный сын.

– Так он африканец?

– Конголезец.

Конголезец. В недавнем разговоре с Энеко тоже упоминалось Конго. Как одна из стран, где распространен культ бвити, основанный на пожирании наркотического растения ибоги. Еще одна ниточка, которая тянется прямиком к Альваро-Кристиану, этих ниточек становится слишком много!..

– И каким образом конголезец попал в европейскую семью?

– Вряд ли эта история прольет свет на произошедшее в отеле.

– Охраняете частную жизнь вашего клана?

– Разве это не естественное человеческое желание?

– Согласен. Так вы не общались с тем парнем? Ночным портье Виктором Варади?

– Ничего, что выходило бы за рамки дежурной вежливости. Мы здоровались с ним так же, как с любым другим портье на ресепшене. А… что не так с этим самым Виктором?

– Он дежурил в ночь, когда произошло убийство. Вашему Исмаэлю даже удалось поговорить с ним ранним утром… Исмаэль сам сказал мне об этом.

– И?

– А потом он исчез.

– После разговора с Исмаэлем?

– Нет. Он сдал свою смену позже, но вечером так и не вышел. И никого не предупредил, что не придет, хотя все характеризуют его как исполнительного работника.

– Вы считаете, что он каким-то образом причастен к убийству?

– Он мог стать свидетелем происшедшего…

– Мо!..

Крик маленького ангела, появившегося внезапно, заставляет Субисаррету вздрогнуть; что значит ее требовательное «мо»? Девчонка обвивает шею Дарлинг руками, исподлобья глядя на инспектора.

– Куда ты пропала, Мо?

Вот оно что: «Мо» – еще одно имя Дарлинг, третье по счету.

– Никуда я не пропала, – Дарлинг целует ангела куда-то в подбородок. – Просто разговариваю с нашим гостем. Вы ведь уже знакомы, да?

– Он полицейский. Можно я возьму яблоко, Мо?

– Конечно.

– Зачем он здесь? – девчонка не очень-то вежлива.

– Хочет кое о чем тебя спросить. Если ты не возражаешь.

– Пусть спрашивает.

– Мне лучше остаться? – неизвестно, к кому обращен вопрос Дарлинг: к инспектору или к ангелу, нацелившемуся на самое большое яблоко.

– Я все же хотел бы переговорить с девочкой наедине… Много времени это не займет, обещаю.

– Ну, хорошо, – соглашается, наконец, русская. – Я пойду проведаю Исмаэля. Но скоро вернусь, не беспокойся.

– Я и не беспокоюсь, – заявляет девчонка.

Несколько секунд Субисаррета вслушивается в легкие удаляющиеся шаги русской и только потом, когда она полностью скрывается за массивом рубки, переводит взгляд на ангела: