Нельсон Демилль - Золотой берег

— Понимаешь, что я имею в виду? Я думал, ты в курсе дела. Никогда не знаешь, что у этих людей на уме. И после этого они говорят о хитрости евреев. Черт, да этот человек... ладно, не будем об этом. — Вейнштейн огляделся по сторонам, затем сказал: — Латиноамериканцы никогда не полезут убивать его, так как для них это создаст массу проблем. Им это не нужно. Однако... — тут он снова оглядел людей, толпящихся в гостиной, — кое-кто из присутствующих здесь, может, и захочет разделаться с Фрэнком, если почувствует, что тот ослаб, или сочтет, что за ним больше нет реальной силы. Мне напоминает это стаю голодных акул. Если самая большая акула ранена и за ней тянется кровавый след, то скорее всего жить ей осталось недолго. Понимаешь?

Я кивнул.

— И это произойдет не потому, что он не справился со своей работой или чем-то им не нравится. Для них это история, а они живут только сегодняшним и завтрашним днями. Основное для этих людей, советник, это не попасть в тюрьму и сделать как можно больше денег.

— Нет, — возразил я. — Не попасть в тюрьму и заработать больше денег — это только внешнее. На самом деле, главное для этих людей — уважение. Внешний блеск. Мужество. Capisce?

— Согласен с твоим замечанием. — Он улыбнулся мне. — Ты быстро входишь в курс дела. Когда немного освободишься, позвони мне, мы обсудим кое-какие вопросы. Заодно и позавтракаем.

— Договорились, но только чтобы ленч был в одном из ресторанов Маленькой Италии.

Он снова улыбнулся, потом отвернулся от меня и поприветствовал кого-то на итальянском. Они обнялись, но не поцеловались. Вот так поступят и со мной, если я не буду осторожен.

Неожиданно ко мне подкатился низенький и толстенький человек и, прежде чем я успел отпрянуть в сторону, пнул меня своим животом.

— Эй, я тебя знаю, — завопил толстяк. — Ты работаешь на Джимми, верно? На Джимми Губу. Точно?

— Точно, — признался я.

— Поли, — протянул он мне для знакомства свою пухлую потную руку.

— Джонни, Джонни Саттер. — Мы обменялись рукопожатиями.

— Так ты крестник Аньелло, верно?

— Угу.

— Как у него идут дела?

— Отлично.

— У него ведь был рак. Он что, выздоровел?

— А... да.

— Крепкий парень. Ты видел его на похоронах Эдди Лулу? В прошлом месяце. Ты был там?

— Конечно.

— Ну вот. Аньелло входит в зал, от него осталась ровно половина, и эта чертова вдова от страха едва не падает в гроб, где лежит Эдди. — Толстяк засмеялся, я посмеялся вместе с ним. Ха-ха-ха. Он спросил меня: — Ты в этот момент был там?

— Мне рассказали, когда я пришел.

— Не понимаю, почему он не носит шарф или еще что, у него же и от лица осталась половина.

— Я посоветую ему это, когда мы будем с ним обедать.

Мы поговорили еще несколько минут. Обычно мне хорошо удаются светские беседы, но с этим Поли довольно трудно было найти точки соприкосновения.

— Ты играешь в гольф? — поинтересовался я.

— В гольф? Нет. А почему ты спрашиваешь?

— За этой игрой хорошо отдыхаешь.

— Да? Хочешь отдохнуть? Зачем? Вот состаришься, тогда и отдохнешь. Или когда помрешь. А чем сейчас занимается Джимми?

— Да все той же ерундой.

— Да? Если он хочет жить, пусть будет поосторожней. Это, конечно, не мое дело, но на его месте я бы оставил на время эти игры с наличными. Понимаешь?

— Я передам ему твое мнение.

— Да? Ладно. Занимаясь этими делами, надо уметь вовремя остановиться, а то в один прекрасный день можно так подзалететь, что своих не узнаешь. Джимми следует об этом помнить.

— Я ему напомню.

— И еще. Скажи Джимми, что Поли передает ему привет.

— Конечно скажу.

— Напомни ему про то место на Кэнел-стрит, на которое мы собирались взглянуть.

— Непременно.

Поли отчалил и пошел тыкаться своим животом в кого-то другого. Я направился было к бару, но в этот момент кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся и увидел широкоплечего джентльмена, лицом напоминающего кроманьонца.

— О чем это с тобой говорил Толстый Поли? — спросил этот урод.

— Да все о той же ерунде.

— О какой такой ерунде?

— А кого это так сильно интересует?

— Послушай, приятель, если ты не знаешь, кто я, тебе лучше спросить об этом, черт бы тебя побрал.

— О'кей. — Я подошел к стойке бара и налил себе бокал самбуки. Как они смеют, возмущался я, принимать меня, Джона Уитмена Саттера, за одного из себе подобных. Я посмотрел в зеркала за стойкой. Да нет, вроде бы выгляжу, как всегда. Вот только изо рта несет «соусом шлюхи» и чесноком.

Я все же решил обратиться к стоящему рядом со мной молодому человеку.