Сара Шепард - Невероятные

"Привет, Эмили! Я только что услышала, что ты уехала! Я действительно буду скучать по тебе! Где ты живешь в Пенсильвании? Если бы ты была известной Филадельфийской исторической личностью, кем бы ты была? Я была бы тем парнем на коробке каши Quaker Oats…

Он считается, да? Может, я навещу тебя как-нибудь? xxx, Триста"

С щелчком включился котел центрального отопления спортзала.

Эмили закрыла свой телефон и, подумав, отключила его совсем.

Несколько лет назад, прямо перед тем, как Эмили поцеловала Эли в старом доме на дереве ДиЛаурентис, Эли призналась, что она тайно встречалась со взрослым парнем.

Она никогда не говорила, как его звали, но теперь Эмили поняла, что она, должно быть, говорила об Йене Томасе.

Эли схватила Эмили за руки, полная головокружительных эмоций.

— Когда я думаю о нем, мой живот подлетает так, будто я на американских горках, — в восторге говорила она.

— Быть влюбленной — лучшее чувство в мире.

Эмили застегнула молнию на толстовке до подбородка.

Она тоже думала, что влюблена, но это определенно не заставляло ее чувствовать так, будто она была на американских горках.

Это больше походило на комнату смеха с сюрпризами на каждом шагу и абсолютным неведением того, что будет дальше.

В четверг днем Ханна смотрела на свое отражение в зеркале ванной на первом этаже.

Она наложила немного тона на швы на подбородке и поморщилась.

Почему швы должны так болеть? И почему доктор Гейст зашил ее лицо черными нитками? Разве он не мог использовать приятный телесный тон?

Она в раздумье взяла свой новый BlackBerry.

Телефон ждал ее на кухонном столе, когда отец привез ее сегодня из больницы.

На коробке с BlackBerry лежала записка, в которой было написано: "С возвращением домой! Люблю, Мама".

Теперь, когда Ханна уже не была на грани смерти, ее мать как обычно целыми сутками работала.

Ханна вздохнула и набрала номер, написанный сзади бутылька тонального крема.

— Привет, горячая линия Бобби Браун! — прощебетал веселый голосок на другом конце.

— Это Ханна Мерин, — сказала Ханна оживленно, пытаясь подражать своей внутренней Анне Винтур.

— Могу я записаться к Бобби для макияжа?

Девушка сделала паузу.

— Для этого вы должны связаться с агентом Бобби.

Но мне кажется, что она очень занята…

— Вы не могли бы сказать номер ее агента?

— Я не думаю, что мне можно…

— Конечно вы можете, — ворковала Ханна.

— Не скажу.

Немного побормотав и позапинаясь, девушка попросила Ханну подождать, кто-то другой взял трубку и дал Ханне телефонный номер 212.

Она записала его помадой на зеркале в ванной и повесила трубку, чувствуя себя противоречиво.

С одной стороны, поражало, что она все еще может заставлять людей делать то, что она хочет.

Только королевы школы могли делать это.

С другой стороны, что если Бобби не сможет скрыть недостатки лица Ханны?

Раздался звонок в дверь.

Ханна нанесла еще тонального крема на швы и направилась в холл

Это, вероятно, была Мона, пришедшая на помощь для прослушивания парней-моделей для ее вечеринки.

Она сказала Ханне, что хочет заказать ей самых горячих, каких можно было купить.

Ханна остановилась в фойе рядом с гигантским керамическим горшком раку ее матери.

Что Лукас имел в виду вчера в больнице, когда сказал, что Ханна не должна доверять Моне? И более того, к чему был тот поцелуй? Ханна мало о чем другом думала с тех пор, как это произошло.

Она ожидала увидеть Лукаса сегодня утром в больнице, приветствующего ее журналами и латте Starbucks.

Когда его там не оказалось, она почувствовала разочарование.

И во второй половине дня, после того, как отец высадил ее, Ханна задержалась на сериале "Все мои дети" на целых три минуты прежде, чем переключить канал.

Два героя в на экране неистово целовались, а она смотрела на них широко раскрыв глаза, ощущая покалывание, проносящееся вверх-вниз по ее спине, и внезапно осознавая.

Не то чтобы ей нравился Лукас.

Он был не в ее стратосфере.

И просто, чтобы убедиться, она спросила вчера вечером Мону, что та думает о Лукасе, когда та закинула ей наряд для возвращения домой, который она выбрала из шкафа Ханны, — узкие джинсы Seven, обрезанный плед-жакет Moschino и очень мягкую футболку.

Мона сказала:

— Лукас Битти? Огромный неудачник, Хан.

Всегда им был.

Так что вот так вот.

Больше никакого Лукаса.

Она бы никогда никому не сказала о поцелуе.