Энн Райс - МЕМНОХ-ДЬЯВОЛ

- … И каждый поступок… по-своему… Лестат… я не знал… не знал…

И отчетливо зримый, мертвенно-бледный и вопрошающий, встал он передо мной для того лишь, чтобы пропасть среди бесчисленных прочих.

Я видел их по всем направлениям. Этих прочих.

Один эпизод перерастал в следующий, пепельные цвета становились ярче или тускнели в пасмурной мгле, и то здесь, то там из неистовых бурных адских полей возникали очищенные от греха души. Барабанный бой сменялся леденящими душу воплями, толпу мужчин в грубых белых балахонах подталкивали к пылающим поленьям; они простирали руки к душам, которые, съежившись, выли и кричали в раскаянье, в ужасе от узнавания.

- Бог мой, мой Бог, мы прощены!

Что это за внезапный порыв отвратительного, зловонного ветра?

Вверх взлетели души с раскинутыми руками, их одежда вдруг спала или растаяла, превратившись в неразличимые одеяния спасенных.

И открылся туннель.

Я узрел свет, узрел мириады душ, свободно летящих вверх по туннелю к сиянию небесному; туннель был совершенно круглый в сечении и расширялся по мере подъема, и на одно блаженное мгновение, один блаженный крошечный миг, в туннеле снова зазвучали песни небес, словно его обводы были созданы не движением воздуха, а чем-то твердым, от чего могли отражаться эхом эти эфирные песнопения, и их организованный ритм, их душераздирающая красота пронизывали чудовищные страдания этого места

- Я не знал, не знал!

Голоса звучали громче. Туннель сомкнулся.

Я споткнулся, тычась то туда, то сюда. Здесь солдаты терзали копьями молодую женщину, другие в это время рыдали и порывались оторвать ее корчившееся в муках тело от мучителей. Там младенцы ковыляли на пухлых ножках, с протянутыми вперед ручонками, чтобы попасть в объятия рыдающих отцов, матерей, убийц.

А вот пригвожденный к земле, с закованным в доспехи телом, с длинной рыжей бородой, с открытым ртом, из которого вырывались вопли, лежал один из солдат и проклинал Бога, проклинал дьявола, проклинал судьбу.

- Я не буду, не буду, не буду!

- Знаешь, кто стоит за этими дверями? - произнес мрачный призрак-прислужник в облике женщины с прекрасными волосами, в бесплотной белизне струящимися вокруг лица. Она коснулась моей щеки мягкой ладонью. - Взгляни сюда. - Двухстворчатая дверь начала открываться, стены комнаты были уставлены книгами. - Твои мертвые, возлюбленный мой, твои мертвые - все те, кого ты убил!

Я уставился на лежащего на спине рыжебородого воина, изо рта которого раздавалось рычание: «Никогда, никогда не скажу я, что это справедливо, никогда, никогда…»

- Это не мои мертвые, - прокричал я, повернулся и побежал. Но опять споткнулся и снова упал лицом вниз на мягкое ложе из тел. В отдалении исчезали в пламени руины какого-то города; рушились стены; пушка грохнула в очередной раз, и воздух наполнился ядовитым дымом; люди падали и заходились в кашле; общий припев «я не знал» сливался в одну стройную ноту, и этот порядок был хуже, чем его отсутствие!

- ПОМОГИТЕ! - все кричал я. Никогда не испытывал я подобного облегчения от крика, никогда не ведал я такого чистого и всепоглощающего малодушия, чтобы криком взывать к высоте небес в этом Богом забытом месте, где вопли заполняли все пространство, и никто тебя не слышал, никто кроме улыбающихся мертвецов-прислужников.

- Учись, дорогой мой.

- Учись. - Шепот, как поцелуй. Душа индийца с головой в тюрбане и смуглым лицом. - учись, мальчик мой.

- Взгляни наверх, посмотри на цветы, посмотри на небо… - Женщина-призрак из прислужников танцевала по кругу, ее белое платье то пропадало в клубах копоти и дыма, то вновь появлялось, ступни ее тонули в глине, но затем уверенно выбирались на твердое место.

- Не дурачь меня, здесь нет сада! - заорал я. Я стоял на коленях. Одежда моя была изорвана, но под рубашкой был плат! Он был у меня!

- Возьми меня за руки…

- Нет, отпусти меня! - Я просунул руку под пиджак, чтобы накрыть плат. Пошатываясь, мне навстречу поднялась неясная фигура с простертой рукой. - Ты, ты, проклятый мальчишка, ты, грязный щенок, ты - на улицах Парижа, словно сам Люцифер, сияющий золотым светом, ты! Подумай, что ты сделал со мной!

Из тьмы проступила таверна, мальчик, падающий навзничь от удара моего смертельного кулака, покатившиеся бочонки и крики пьяниц, набросившихся на меня.

- Нет, остановитесь! - зарычал я. - Уберите его от меня. Я его не помню. Я никогда не убивал его. Не помню. Говорю вам, я не могу… Клодиа, где ты? Где ты - та, кого я обидел? Клодиа! Николя, помогите мне!