Энн Райс - МЕМНОХ-ДЬЯВОЛ

- Но пришел страх - страх, когда сознаешь, что даже умерев, можешь ничего не понять, что ничего может и не быть…

- Да. А теперь я опасаюсь чего-то худшего. Того, что, несомненно, нечто существует, и оно, может быть, хуже, чем ничто.

- Ты вправе так думать. Необязательно нужны орудия пыток, гвозди или огонь, чтобы заставить мужчин и женщин желать забвения. Ты только представь - желать, чтобы ты никогда не жил.

- Мне знакомо такое. И я боюсь вновь испытать это чувство.

- Правильно делаешь, что боишься. Я думаю, ты никогда еще не был настолько готов к тому, что я собираюсь показать.

По каменистому полю кружил вихрь, мощная центробежная сила рассеивала и высвобождала те души, которые пытались освободиться от ее уз; как только им удавалось это сделать, они обретали узнаваемые человеческие формы и принимались колотить во врата ада или просто слонялись вдоль невообразимо высоких стен, посреди вспышек огня, обращаясь друг к другу и моля о чем-то.

Голоса терялись в шуме ветра. Души в человеческом обличье пребывали в борении, некоторые блуждали словно в поисках каких-то потерянных предметов, а потом поднимали руки, снова отдаваясь на волю вихрю.

Женская фигура, тонкая и бледная, протянула руки, чтобы собрать не находящую себе места, плачущую стайку детских душ; некоторые из них были настолько малы, что не умели ходить. Души детей блуждали с жалобным плачем.

Мы приблизились к вратам, к их узким разомкнутым наверху аркам, поднимающимся ввысь черными узкими силуэтами и словно сработанными из оникса средневековыми мастерами. Воздух был наполнен тихими, жалобными стенаниями. Души отовсюду протягивали к нам руки; тихий гул голосов окутывал нас наподобие комариной стаи или полчища мух над полем после сражения. Призраки хватали мои волосы и пиджак.

Помоги нам… впусти нас… будь проклят… проклинаю тебя… проклятый… возьми меня назад… освободи меня… проклинаю тебя навеки… черт тебя побери… помоги мне… помоги…

Ропот крепчал.

Я сопротивлялся, чтобы души не загораживали мне вида. Передо мной плыли размытые лица, горестные вздохи обдавали горячим дыханием мою кожу.

Врат как таковых не было, были просто проемы.

Возле них стояли мертвецы-прислужники, с виду более плотные, а на самом деле с такими же просвечивающими фигурами, как у других, разве что чуть плотнее и различимее; они манили к себе потерянные души, каждую называя по имени; они перекрывали ураганный ветер призывами к тому, что каждый должен найти дорогу внутрь и что это еще не вечные муки.

Чадили факелы; по верху стен горели лампы. Небо располосовывали зигзаги молний и мощный таинственный фейерверк от выстрелов пушек - и старинных, и современных. Воздух был наполнен запахом пороха и крови. Снова и снова вспыхивали огни, словно в каком-то сказочном представлении, устроенном на потеху старинного китайского императорского двора, а затем вновь накатил мрак, делая все вокруг нематериальным и холодным.

- Входите внутрь, - пропели мертвецы-прислужники, призраки столь же решительные, каким был Роджер, в одеяниях всех времен и народов, мужчины и женщины, дети, старики - ни одного непрозрачного тела, - все они направлялись мимо нас в запредельную долину, пытаясь помочь боровшимся, проклинающим, упавшим. Мертвецы-помощники из Индии в своих шелковых сари, из Египта - в платьях из хлопка, из давно канувших в Лету царств - в великолепных, богато изукрашенных придворных одеяниях; костюмы со всего света - украшенные перьями наряды, которые мы называем дикарскими, темные сутаны священников; самовыражение всего света, от самого примитивного до великолепнейшего.

Я прильнул к Мемноху. Была ли она прекрасной или отталкивающей - эта толпа из представителей всех времен и народов? Черные, белые, азиаты - люди всех рас, с вытянутыми вперед руками уверенно движущиеся среди потерянных и смятенных душ!

Сама земля жгла мне подошвы; почерневший каменистый мергель, усыпанный мелкой крошкой. Почему это? Зачем?

По всем направлениям то резко, то плавно вздымались горные склоны, переходили в отвесные скалы, стремились ввысь и обрывались в глубокие ущелья, заполненные дымчатым туманным сумраком и казавшиеся самой преисподней.

В проемах арок то мерцал, то вспыхивал свет; крутые изломы лестниц на отвесных каменных стенах уводили к едва различимым глазом долинам и стремительным потокам, над которыми поднимался пар, - золотистым и красным от крови.