Дэвид Хьюсон - Седьмое таинство

Две женщины-полицейских как раз помогали Розе подняться на ноги. Лупо сделала к ним огромный шаг, заставив Бруно Мессину отскочить назад и убраться с ее дороги.

— Полагаю, что слабому полу самое время покинуть это место. К вам двоим, — добавила она тут же, кивнув Косте и Перони, — тоже относится.

Больницу, кажется, обслуживали одни монахини — молчаливые, хмурые. Они деловито сновали вокруг, принимая новых пациентов, нося медицинские приборы и истории болезни в светло-коричневых картонных обложках по бесконечному лабиринту коридоров, тянувшихся во всех направлениях. Это было очень красивое здание эпохи Возрождения, расположенное недалеко от Дуомо, массивное, богато изукрашенное. Эдакий квадратный левиафан, выглядевший снаружи скорее как дворец, чем прибежище болящих или тех, кто только подумывает к ним присоединиться. Артуро настоял на том, чтобы лично отвезти Дикон сюда. Теперь они сидели рядом на металлических стульях в небольшой приемной, где со стен клочьями слезала краска, а окна в ржавых железных рамах выходили в серый и мокрый двор, от мостка которого блестела от непрекращающегося дождя. В очереди перед Эмили сидели еще четыре женщины, терпеливо дожидаясь приема и выставив вперед животы.

Американка, все еще достаточно стройная, пока не слишком связанная с существом, растущим в утробе, осмотрела соседок и испытала невольный шок. «Я ведь такая же, — подумала она. — Вот так я и буду выглядеть через несколько месяцев».

Артуро, всегда наблюдательный, заметил:

— Это пройдет, знаете ли. И вес, и объем. Обычно все скоро проходит. Я знаю, многие женщины считают мужчин просто животными, которых ничто не интересует, кроме внешности. Но это не так. Мне, например, было очень трудно оторвать взгляд от жены, когда она была беременна, и вовсе не потому, о чем вы подумали. Она тогда вся светилась. Только таким образом я могу это определить.

— Не очень-то засветишься, если тебя тошнит в семь утра. Мужчины не знакомы с подобными затруднениями.

Артуро обиженно помолчал. Дикон уже успела передать ему суть разговора с Ником, после чего Мессина и сам навел некоторые справки. То, как в Риме развивались события, его тоже угнетало.

— Нет, это не совсем так. Все это бьет по нас позже и несколько иначе, более скрытно, что ли. Кстати, я бы на вашем месте не стал волноваться насчет Фальконе. Понимаю, конечно, что говорю глупости и вы все равно будете тревожиться. Когда вернемся, я больше не позволю вам целыми днями торчать за компьютером. Или висеть на телефоне. А если станете упорствовать, просто отключу и тот и другой.

Старик помолчал.

— И вот еще что. Раз уж пришло время высказываться напрямую, должен заметить, что, по-моему, реакция Рафаэлы на эту новость была не совсем такой, какой я от нее ожидал. У них с Лео… раньше все было в порядке? Я, конечно, сую нос не в свое дело, так что вполне можете послать меня куда подальше.

«Не все у них было в порядке, совсем не все», — подумала Эмили. Лео и Рафаэла вернулись из Венеции настолько зависимыми друг от друга, что это было трудно понять и объяснить. Ему нужен был кто-то, кто ухаживал бы за ним из-за его физической слабости. Вполне понятно. Но стремление Рафаэлы исполнять эту роль — которое, Эмили была в этом совершенно убеждена, вовсе не подразумевало любви и привязанности, каковых оба не видели долгие годы, — продолжало ее сильно удивлять.

— Не знаю, Артуро, — призналась она. — Я никогда не стремилась к особо тесным отношениям с людьми, пока не познакомилась с Ником.

— А вам и нужны отношения всего с одним человеком. Но с правильным человеком, а это может оказаться затруднительно. Уж я-то знаю. Глупые старики начинают видеть вещи, которых не видели, когда были глупыми юнцами. Теперь я это хорошо понимаю. И с нетерпением жду момента, когда познакомлюсь с этим вашим Ником.

— Я уверена, что он вам понравится.

— Я тоже в этом уверен. И все же он вполне может уживаться с Лео! Не говорите, что старый инспектор до такой степени переменился. Я знаю, что это невозможно. Вот Фальконе уходит в глухую ночь, чтобы попытаться спасти молодого агента, за которого считает себя ответственным, хотя это вовсе не так. Что еще он делает? Звонит любовнице и говорит, что между ними все кончено. И каким образом это делает?

Рафаэла поведала это всем за завтраком, и ее лицо при этом было мрачно от гнева и пролитых слез. Потом Арканджело настояла на том, чтобы взять машину и ехать в Рим, в их квартиру, где и будет ждать дальнейшего развития событий.