Джой Филдинг - Не делись со мной секретами

— Ну-у, — с некоторой нерешительностью протянула Шерри, — мне неплохо удаются статические сценки, натюрморты.

— Ее груши ужасны, — заявил Арт Костэр и подмигнул.

— Арт! — засмеялась Шерри и потянулась через Джесс, делая вид, что хочет шлепнуть Арта Костэра по руке. Джесс немного стало не по себе. — Вашему отцу удается обнаженная натура.

— Фигуристость, — добавил Барри.

— Я уговариваю ее согласиться позировать мне, — сказал Арт, улыбаясь Шерри так, как будто между ними не сидела Джесс. — Но она сказала, что бережет себя для Джеффри Кунса.

Опять в воздухе прозвучали мелодичные колокольчики. Предполагалось, что Джесс знает, кто такой Джеффри Кунс, но Джесс этого не знала, хотя тоже засмеялась, будто его имя ей о чем-то говорило.

Джесс воображала, как бы отнеслась ее мать к этой приятной семейной сценке: Морин стояла возле Барри, который положил руку на ее плечо, а она обвила руками сынишку; Джесс приютилась на софе между отцом и женщиной, которую он хотел рисовать в голом виде; близнецы возятся в колясочках, не сводя больших круглых глаз со своей мамочки. И правильно делаете, думала Джесс, наблюдая, как они ударяют ножками в башмачках по дну колясочек. Всегда смотрите на свою маму, мысленно предупредила она их. Смотрите за ней, чтобы она не пропала.

— Джесс, спустись на грешную землю, — услышала она опять. — Ты где витаешь? Вернись к нам.

— Простите, — быстро проговорила Джесс, заметив в глазах Барри искорку досады, как будто ее рассеянность объяснялась неумением свояка принимать гостей.

— Вы что-нибудь сказали?

— Шерри спросила тебя, любишь ли ты рисовать.

— Ах, простите. Я не услышала.

— Это было видно, — заметил Барри, и Джесс заметила беспокойство, появившееся во взгляде Морин.

— Я спросила просто так, — тут же пояснила Шерри, — чтобы поддержать разговор.

— В общем-то я не знаю, нравится мне рисовать или нет, — призналась Джесс. — Я не возвращалась к этому занятию с самого детства.

— А помнишь, как ты добралась до цветных карандашей и разрисовала все стены гостиной, — напомнила Морин, — и мама ужасно рассердилась, потому что стены только что покрасили.

— Я этого не помню.

— А я этого никогда не забуду, — продолжала Морин. — Мама никогда больше так громко не кричала.

— Она вообще не кричала.

— В тот день она ужасно раскричалась. Ее было слышно за целый квартал.

— Она никогда не кричала, — упрямо повторила Джесс.

— Кажется, ты сказала, что не запомнила этот случай, — напомнил ей Барри.

— Я помню немало случаев, когда она повышала голос, — заметила Морин.

Джесс пожала плечами, пытаясь скрыть растущее раздражение.

— Но не на меня.

— Всегда на тебя.

Джесс встала, подошла к рождественской сосне; в сильно порезанной руке пульсировала кровь.

— Когда мы будем украшать это дерево?

— Мы собирались сразу после ужина, — ответил Барри.

— Ты никогда не уступала, — продолжала Морин, как будто не произошло никакой заминки. — Ты всегда старалась настоять на своем. — Она засмеялась. — Я помню, как мама говорила, что ей нравиться быть с тобой, потому что приятно находиться с человеком, который все знает.

Все рассмеялись. Джесс начинало не нравиться звучание колокольчиков на ветру.

— Все мои мальчики были такими же, — продолжила эту тему Шерри. — Каждый думал, что он все знает. А когда им исполнилось по семнадцать лет, они относились ко мне, как к самой глупой женщине на земле. А когда доросли до двадцати одного года, то поражались, какой я стала умной и умелой.

Все опять рассмеялись.

— В общем нам пришлось пережить несколько очень тяжелых лет, — разоткровенничалась Шерри. — Особенно после того, как от нас ушел их отец. Да и когда он жил с нами, мы видели его редко. Но когда он ушел, мои мальчики просто распоясались. Они грубили и перечили мне, и что бы я ни делала, что бы ни говорила, я всегда была неправа. У нас всегда стоял дым коромыслом. Я, бывало, поступлю иначе — и тут же оказываюсь в центре ссоры, но никак не могу понять, как я там очутилась. Они говорили, что я очень строгая, очень старомодная, очень наивная. Какой бы я им ни казалась, я не укладывалась, с их точки зрения, в нормальные рамки. Мы постоянно готовы были вцепиться друг другу в глотку. И потом как-то неожиданно все они повзрослели, и я обнаружила, что сохранилась как личность. Они разъехались по колледжам, потом стали жить самостоятельно. Я приобрела собаку. Она любит без всяких условий. Сидит около двери и ждет, если я ухожу. А когда я возвращаюсь, она радуется, считает, что я самое прекрасное создание на свете. Она стала для меня ребенком, о котором я мечтала всю жизнь.