Дэвид Хьюсон - Убийство-2

Слотсхольмен. Он уже заполнял собой все лобовое стекло своими дворцами, министерствами и парламентом, домами чиновников, садиком с памятником Кьеркегору.

— Мы боролись с этим, — сказал Бук, указывая на серый пейзаж, проплывающий перед ними. — Плоуг считает, что он поступил правильно. Он хранил верность — сначала системе. А потом сыну. — Он глянул на нее вопросительно. — А мы с вами?

Бук думал о том, что эта умная, целеустремленная молодая женщина может быть для него опасной. Уже несколько дней он ловил себя на том, что больше не общается со своей женой с прежней легкостью, последнее время каждый их разговор был натянутым и оставлял неприятный осадок. Когда же он смотрел на Карину, то против воли вспоминал о ее отношениях с Монбергом и задумывался, а что, если…

— Томас, — медленно произнесла она, подбирая слова. — Мы знаем наверняка, что премьер-министр был вовлечен в сговор, в результате которого погибли люди.

— Верно, — согласился он.

Длинный черный автомобиль подъехал к входу в министерство.

— Мы не имеем права молчать об этом. Как мы сможем жить, если позволим ему остаться безнаказанным? — Ее теплая мягкая ладонь легла на его руку. — Я уже достаточно хорошо вас узнала…

Бук убрал руку, посмотрел на дверь, в которую ему больше никогда не войти в качестве министра.

Ему понравилась эта работа. Он хорошо с ней справлялся.

— На карьеру мне плевать, — прошептала она, пытливо глядя на его лицо, словно стараясь угадать его мысли.

Машина остановилась. Водитель ждал указаний.

— Я не сдамся! — сказал он, но как-то неуверенно, слишком быстро. — Верьте мне.

— Отлично. — Она легонько хлопнула его по колену. — Так что мы будем делать?

Бук вышел. Воздух был морозен и сух, и казалось, что сплетенные драконы, к виду которых он незаметно для себя привык, танцуют в прозрачном свете луны.

Он поднялся по лестнице, открыл перед Кариной дверь.

— Чем занимается сейчас Грю-Эриксен? — спросил он.

— Обсуждает с подчиненными будущие перестановки. Он хочет включить в новый кабинет и вас — в награду за молчание.

— Как скоро вы сможете созвать пресс-конференцию?

— Если у меня будет что подвесить на крючок… минут за тридцать.

— Сделайте это, пожалуйста, — сказал Бук и повернул направо, начиная долгий переход через лабиринт Слотсхольмена, потом опять направо и налево, потом вверх и вниз — и так до тех пор, пока не оказался во дворце Кристиансборг. Там он задал несколько вопросов, после чего нашел нужную дверь.

Премьер-министр был один. Он сидел, слегка ссутулившись и опустив плечи, чего Бук раньше не замечал; лицо его было таким знакомым, что казалось, будто вся Дания выросла под этим отеческим взглядом. Благородный, великодушный, честный, терпимый — человек, на которого можно положиться.

Увидев Бука, Герт Грю-Эриксен встал и с улыбкой вышел ему навстречу.

— Привет, Томас. — Он жестом указал на кресла вокруг стола. — Устраивайтесь поудобнее. Нам ведь нужно налаживать отношения. Я бы хотел утвердить новый кабинет прямо сегодня. — Он протянул руку, и Бук по привычке пожал ее, даже не задумавшись. — Хорошо, что мы сможем сначала поговорить. Эта история со службой безопасности… — Премьер-министр нахмурился. — Боюсь, они слегка переусердствовали. Кажется, они обвиняют вас даже в отставке Кёнига. Разумеется, это несправедливо, но теперь они и сами поняли.

Обменявшись рукопожатием с премьер-министром, Бук как в трансе уставился на свою ладонь — потную, толстую, некрасивую, покрытую шрамами еще со времен его молодости на ферме. Это была ладонь работяги, а не политика. Ладонь осторожного, прямого человека, который не станет пожимать кому-то руку, не оценив прежде того, кто стоит напротив. Когда-то он был именно таким.

Когда Бук наконец сел, Грю-Эриксен произнес:

— Я должен вам все объяснить.

— Ну почему ты никогда не можешь остановиться?

Странге снова стал тем, кого она видела в Гильменде. Солдат, для которого служение долгу превыше всего, и никакие другие чувства не в счет. Он снова был готов идти в бой, яростно и беспощадно.

— Я могу остановиться, когда найду правду.

— Сара, правду не всегда можно найти. Иногда лучше отвернуться от нее.

— Твой дед не был героем. Он был предателем, работал на нацистов. Он участвовал в пытках в подвалах управления. А потом их привозили сюда, привязывали к столбам и расстреливали.

Странге сложил на груди руки и кивнул.

— Но однажды, — продолжала она, — бойцы Сопротивления из группы «Хольгер Данске» догнали его перед Центральным вокзалом и застрелили прямо посреди улицы.