Джордж Грин - Присяжный заседатель

– Неужели?

– У меня создалось впечатление, что вы считаете себя неудачником.

– В самом деле? А мне казалось, что я буквально излучаю самоуверенность.

– Не совсем.

– Ну как же, я все-таки детектив, а они должны быть самоуверенны.

– Должны-то должны. Ой, пить хочется.

– Так вот почему моя карьера детектива не складывается!

Сари смотрит в бутылку.

– Пусто. Вы вполне хороший детектив.

– Однако на жизнь заработать не могу.

– Правда?

– Честное слово.

– Может быть, вам нужно заняться чем-нибудь другим?

– Например, чем?

– Ну кем бы вы хотели быть?

– Я хотел бы быть Дереком Уолкоттом.

Сари смеется.

– Вообще-то раньше я был полицейским.

– Ну да?

– Но там у меня тоже ничего не получилось.

– Почему?

– Лучше не спрашивайте. Тоже из-за женщины.

– Естественно.

– Ну и выпивка сыграла свою роль.

– Слушайте, Славко, если вы хотите быть поэтом, будьте им.

– Я пробовал. Но все стихи у меня получаются на одну тему: я чувствую себя шариком в игральном автомате.

Эта идея кажется девушке забавной, она смеется.

– Вроде как меня зашвырнули на эту диковинную планету, и я летаю меж каких-то штырьков то туда, то сюда. А иногда мне кажется, что я вроде как ухватил общую идею, но по большей части я ни хрена не понимаю. Мотаюсь то в одну сторону, то в другую, только зубами клацаю. Понимаете, не могу писать стихи ни про закаты, ни про душевные переживания, ни про древнегреческих богов. Все время одно и то же: летаю вверх и вниз с отвисшей челюстью. Стоит ли удивляться, что Джулиет меня бросила.

– Так ее звали Джулиет?

– Да.

– Романтическое имя, почти Джульетта.

– Да.

– Ладно, Ромео, мне пора.

– Не уходите.

– Я должна идти.

– Вы и машину-то не можете вести, слишком много выпили.

– Вы тоже.

– Но я-то никуда не еду, остаюсь на посту.

– Неужели вам еще есть дело до этого сукина сына? – фыркает она. – Забудьте вы про него. Я с ним покончила.

– Это вам так кажется. Но вам еще предстоит получить от меня счет.

– Поцелуй меня, – вдруг просит она, и Славко неуклюже подается в ее сторону, опершись рукой о спинку сиденья. Он касается губами ее губ, вдыхает ее аромат, хочет назвать ее Джулиет, но вовремя спохватывается.

– Сари, – шепчет он.

Они сжимают друг друга в объятиях так сильно, что нечем дышать. Славко не дает себе потерять голову.

Клиенту одиноко, утром все будет забыто, это всего лишь работа – и так далее. Но Славко нетрезв и понимает, что снова влюбился. Дела плохи. Он по-прежнему любит Джулиет, но и эта девушка теперь ему небезразлична. Чем дальше в лес, тем больше дров. Сари высвобождается.

– Спасибо, – говорит она. Потом открывается дверь. – Со мной все будет о`кей. Это даже легче, чем я думала. Пока.

Славко не находит, что ответить, а через секунду ее уже и след простыл.

Энни пишет письмо:

“Дорогой Черепаха,

Сейчас глубокая ночь. Он снова хочет меня видеть, и мне очень нужно с тобой поговорить. Я все жду, что ты позвонишь или напишешь. Каждое утро подхожу к почтовому ящику и молю Бога, чтобы там оказалось твое письмо. Но я знаю, ты слишком гордый, я тебя обидела. И все равно продолжаю надеяться. Если бы ты сейчас оказался рядом, я бы не выдержала и все тебе рассказала. Я должна с кем-то поделиться, Черепаха. Я ДОЛЖНА С КЕМ-ТО ПОДЕЛИТЬСЯ. В полицию я пойти не могу, даже не проси. Ты бы, конечно, не испугался, я тебя знаю. Ты решил бы, что он блефует. Ты бы рассуждал так: если я расскажу обо всем полиции, бандиты оставят меня в покое. Какой им смысл гоняться за мной и Оливером? Но у него блокнот, весь заполненный газетными вырезками. Там про людей, которым они отомстили. Он знал, что даже если я ему не поверю, все равно буду до смерти напугана.

Ты бы захотел, чтобы я рискнула, да? Но зачем? Мне, в общем, нет дела до внешнего мира, чего ради мне жертвовать собственным ребенком? Сегодня я просматривала газету, чтобы прочесть репортаж о процессе, а вместо этого наткнулась на статью про одного колумбийского судью. Наркомафия убила троих его детей, а судья все равно продолжает делать свое дело. Он, конечно, герой, но я его понять не могу. Неужели для него есть нечто более важное, чем жизнь детей? Объясни мне, Черепаха. Приезжай и все мне объясни. Я тебя люблю, мне тебя не хватает.

Энни”.

Она аккуратно вырывает страничку с письмом из тетради, складывает пополам. Потом спускается вниз по лестнице. Роется по ящикам, ищет спички, не может найти. Потом забывает, зачем пришла на кухню, стоит, смотрит в пространство. Спохватывается, продолжает поиски. Нет, так окончательно свихнешься, говорит себе Энни. Руки у нее дрожат, как под током. В конце концов она зажигает электрическую плиту. Когда конфорка раскаляется, Энни кладет на нее письмо. Бумага не горит, только обугливается. Энни дует на нее, появляется огонек. Пылающий листок Энни держит над раковиной. Когда пальцам становится больно, бросает горящее письмо и включает воду.