Джордж Мартин - Присяжный рыцарь (Верный меч)

В железной клетке у перекрестка гнили на летнем солнце два мертвеца.

Эгг остановился под клеткой, чтобы рассмотреть их. «Как вы думаете, сир, кем они были?» Мейстер, его мул, обрадованный передышкой, принялся щипать бурую полынь у обочины, не обращая внимания на два объемистых винных бочонка на спине.

«Грабители», ответил Дунк. Сидя верхом на Громе, он был куда ближе к мертвецам, чем Эгг. «Насильники. Убийцы». Под мышками на его старой зеленой тунике расплывались темные круги. Небо было голубым, солнце жарило вовсю, и с тех пор, как они выехали утром со стоянки, с Дунка скатились уже галлоны пота.

Эгг снял свою широкополую соломенную шляпу. Его бритая макушка сияла. Шляпой он отгонял мух. Тысячи их ползали по мертвецам и еще больше лениво роились в горячем воздухе. «Должно быть, они сделали что-то плохое, раз их оставили умирать в вороньей клетке».

Иногда Эгг бывал мудр, как мейстер, но вообще-то он был просто десятилетним мальчиком. «Разные бывают лорды», сказал Дунк. «Некоторым не нужно особенной причины, чтобы казнить человека».

Железная клетка была такой величины, что еле могла вместить одного человека, однако в нее втолкнули двух. Они стояли лицом к лицу, сплетясь руками и ногами, в их спины врезались горячие железные прутья. Один пытался съесть другого, грыз ему плечо и горло. Обоих клевали вороны. Когда Дунк с Эггом огибали холм, птицы поднялись в воздух черным облаком, таким плотным, что Мейстер испугался.

«Кем бы они ни были, выглядят они оголодавшими до полусмерти», сказал Дунк. Кожа да кости, и кожа вся зеленая и гниющая. «Может, они украли немного хлеба или подстрелили оленя в лесах какого-нибудь лорда». Засуха стояла уже второй год, и большинство лордов были не склонны терпеть браконьеров, да и никогда их особенно не жаловали.

«А может, они были в какой-нибудь разбойничьей шайке». В Доске они услышали как арфист пел "Когда повесили Черного Робина". С тех пор Эггу за каждым кустом мерещились благородные разбойники.

Дунк несколько раз встречал разбойников, когда служил оруженосцем у старика. И не торопился встречаться с ними снова. Никто из них не был особенно благородным. Дунк помнил одного, которого сир Арлан помог повесить – тот любил отнимать кольца. Мужчинам он отрубал пальцы, а женщинам предпочитал откусывать. Никаких песен о нем Дунк не знал. Разбойники и браконьеры – разницы нет. Мертвецы – плохая компания. Дунк объехал медленно объехал вокруг клетки. Казалось, что пустые глазницы следят за ним. Один из мертвецов склонил голову набок, рот его открылся. Дунк заметил, что языка там не было. Может, вороны склевали. Он слыхал, что вороны всегда сначала выклевывают глаза, но, может, потом наступает очередь языков. Или, может, лорд вырвал этому человеку язык за какие-то слова.

Дунк запустил пальцы в копну своих выгоревших волос. Мертвецам он помочь не мог, а у них с Эггом тут два бочонка вина, которые надо доставить в Стэндфаст. «По какой дороге мы ехали?» спросил Дунк, переводя взгляд с одной дороги на другую. «Я развернулся».

«Стэндфаст там, сир», указал Эгг.

«Тогда нам туда. Мы можем вернуться еще до вечера, если не просидим тут целый день, считая мух». Дунк тронул бока Грома пятками и повернул своего крупного боевого коня налево. Эгг нацепил свою обвисшую шляпу и резко дернул повод Мейстера. Мул оторвался от крапивы и побрел дальше без возражений. Он горяч и силен, подумал Дунк, а эти бочонки, должно быть, тяжелые.

От летнего солнца дорога спеклась, как кирпич. Колеи были достаточно глубокими, чтобы лошадь сломала в них ногу, так что Дунк бережно направлял Грома прямо между ними. Когда они уезжали из Доска, Дунк сам подвернул ногу, потому что они тронулись в путь ночью, когда было прохладней. Рыцарю приходится учиться жить с болью и усталостью, – обычно говорил старик. Да, парень, и со сломанными костями, и со шрамами. Они такая же часть рыцарства как ваши мечи и щиты. Если, скажем, Гром сломает ногу… да, рыцарь без коня и вовсе не рыцарь.

Эгг плелся следом, ярдов на пять позади, с Мейстером и его бочонками. Мальчик шел одной босой ногой по колее, а другой – снаружи, так что на каждом шагу спотыкался. На бедре у него болтался кинжал, сапоги свешивались из заплечного мешка, драная бурая туника была скатана и повязана вокруг пояса. Лицо в тени широкополой шляпы было пыльным и грязным. Глаза – большие, темные. Ему десять лет и в нем меньше пяти футов роста. За последнее время он подрос, хотя ему придется еще долго расти, прежде чем он сравняется с Дунком. Выглядел Эгг как обычный конюшонок – которым он на самом деле не был, и совсем не так, как тот, кем он на самом деле был.