Артур Хейли - В высших сферах

Джеймс Хоуден хотел бы, чтобы Харви Уоррендер говорил менее агрессивным тоном. В палате общин бывали случаи, когда требовалось проявить тактику более резкую, бесшабашную, но не сегодня. А сейчас спокойная рассудительность была бы более эффективна. Кроме того, премьер-министр, к своему смущению, почувствовал подспудную истеричность в голосе Уоррендера. Она сохранилась и когда он продолжил свое выступление.

— В чем заключается обвинение в позорном бессердечии, которое лидер оппозиции выложил перед вами? А дело в том, что правительство просто не нарушило закон и департамент по делам гражданства и иммиграции выполнил свои обязанности точно в соответствии с Актом об иммиграции Канады, не отступив ни в чем.

Ничего плохого сказано не было — собственно, это как раз и требовалось сказать. Вот только если бы сам Харви держался менее напряженно…

— Лидер оппозиции говорил о человеке по имени Анри Дюваль. Давайте на время забудем о том, должна ли страна взваливать на себя бремя, которого никто не хочет, должны ли мы открывать двери человеческому отребью, плавающему по морям…

Рев протеста с противоположного конца палаты перекрыл все предшествовавшие стычки этого дня. Хоуден понял: Харви Уоррендер зашел слишком далеко. Даже в секторе правительства появились шокированные лица — лишь несколько членов парламента нерешительно реагировали на шум, поднятый оппозицией.

Бонар Дейц вскочил.

— Господин спикер, относительно привилегии я возражаю…

А за его спиной звучали разгоряченные протестующие голоса.

Харви Уоррендер, несмотря на возраставший шум, продолжал:

— Я говорю: давайте забудем о ложной сентиментальности и будем считаться только с законом. Закон был применен…

Его слова потонули в нараставших возмущенных криках. Особенно выделялся один голос:

— Господин спикер, пусть министр по иммиграции объяснит, что он подразумевает под человеческим отребьем!

Джеймс Хоуден почувствовал себя неловко, узнав источник вопроса. Он исходил от Арнолда Джини, члена оппозиции с задней скамьи, представлявшего один из самых бедных районов Монреаля.

Два обстоятельства отличали Арнолда Джини. Это был калека, ростом всего пять футов, с частично парализованным и искореженным телом и настолько уродливым и непропорциональным лицом, что на ум приходила мысль: природа-де устроила против него заговор и произвела на свет человека-чудище. И однако же, будучи таким невероятно изуродованным инвалидом, он сумел сделать заметную карьеру в качестве парламентария и борца за гиблые дела.

Хоуден терпеть не мог этого человека, считая его эксгибиционистом, беззастенчиво использовавшим свое уродство. В то же время, отлично понимая, что симпатии публики всегда будут на стороне калеки, премьер-министр постоянно избегал связываться с ним в дебатах.

Сейчас Джини снова спросил:

— Разъяснит ли министр, что он понимает под словами «человеческое отребье»?

Мускулы на лице Харви Уоррендера снова задергались. Джеймс Хоуден предвидел, какой ответ в спешке, не подумав, мог дать министр по иммиграции: «Никто лучше достопочтенного члена палаты не знает в точности, что я имею в виду». Это, решил Хоуден, надо любой ценой предотвратить.

И, поднявшись, премьер-министр объявил, перекрывая крики:

— Достопочтенный член палаты от Восточного Монреаля ставит под сомнение определенные слова, которые — я абсолютно уверен — мой коллега не намеревался произносить.

— Пусть он все-таки это скажет!

Джини, неуклюже приподнявшись с помощью костылей, прокричал эти слова так, что они перелетели через центральный сектор.

Вокруг раздались крики его сторонников: «Возьмите слова назад! Возьмите слова назад!» Сидевшие на галереях вытянули головы.

— К порядку! К порядку! — Голос спикера едва перекрывал шум.

— Я ничего не намерен брать назад! — дико закричал Харви Уоррендер, лицо его стало красным, бычья шея надулась. — Ничего, вы меня слышите!

Снова поднялся шум. Снова спикер взывал к порядку. Хоуден понял, что такое в парламенте редко бывает. Лишь глубокие разногласия или что-то связанное с правами человека могло вызвать в палате то, что произошло сегодня.

— Я требую, чтобы министра заставили ответить. — Это был все тот же настоятельно звучавший голос Арнолда Джини.

— К порядку! Перед палатой стоит вопрос…

Наконец спикеру удалось восстановить тишину. В секторе правительства премьер-министр и Харви Уоррендер вернулись на свои места из уважения к председателю. Теперь крики со всех сторон стали затихать. Один только Арнолд Джини на костылях не подчинился спикеру.