Дэниел Силва - Сезон Маршей

Блэр широко улыбнулся.

— Вы получите мою безусловную поддержку в любых торговых инициативах, касающихся Европы.

— Договорились, — сказал Бекуит, изобразив минутное раздумье.

В комнату вошел стюард.

— Два бренди, пожалуйста, — попросил президент. Напитки не заставили себя ждать. Бекуит поднял стакан. — За дружбу.

— За дружбу.

Блэр пригубил бренди с осторожностью редко пьющего человека и, поставив стакан на стол, сказал:

— У вас есть на примете достойная кандидатура, мистер президент?

— Думаю, Тони, у меня есть как раз такой, кто вам нужен.

Шелтер-Айленд, Нью-Йорк

На протяжении многих лет почти ничего не указывало на то, что внушительный белый особняк с видом на бухту Деринг и пролив Шелтер-Айленд принадлежит сенатору Дугласу Кэннону. Иногда здесь появлялись гости, чью охрану обеспечивали секретные службы, время от времени, когда Дуглас добивался переизбрания и нуждался в деньгах, здесь устраивались приемы и вечеринки. Но в целом дом походил на другие растянувшиеся вдоль Шор-роуд дома, разве что был чуть побольше и выглядел чуть поухоженнее. После отставки и смерти жены сенатор куда больше времени проводил в Кэннон-Пойнт, чем в своих просторных апартаментах на Пятой авеню в Манхеттене. От своих соседей он требовал, чтобы они называли его Дугласом, и те, преодолевая некоторую робость, в конце концов уступили. Кэннон-Пойнт стал более открытым, чем прежде. Иногда, когда забредшие сюда туристы останавливались, чтобы поглазеть на особняк и сделать пару снимков, на идеально подстриженной лужайке появлялся в сопровождении охотничьих собак и сам сенатор. Случалось, он даже вступал с ними в разговор.

Потом сюда пришли чужие, и все изменилось.

Недели через две после инцидента полиция разрешила сенатору заняться ремонтом и таким образом уничтожить последние физические свидетельства произошедшего. За работу взялся посторонний подрядчик, о котором никто не слышал и название фирмы которого не присутствовало в телефонном справочнике.

По острову поползли слухи о немалом ущербе, причиненном дому неизвестными. Гарри Харп, краснощекий владелец скобяного магазина, слышал о дюжине пулевых отверстий в стенах гостиной и кухни. Пэтти Маклин, кассирша в магазине «Мидайленд Маркет», прознала о пятнах крови в коттедже для гостей; пятнах столь больших, что ремонтникам пришлось заменить весь пол и перекрасить стены. Марта Крейтон, крупнейший на острове агент по недвижимости, высказала осторожное мнение, что не пройдет и полгода, как Кэннон-Пойнт будет выставлен на продажу. В узком дружеском кругу, за чашечкой капуччино в местном кафетерии Марта предположила, что сенатор и его семья несомненно пожелают перебраться в более безопасное место, чтобы начать жизнь с чистого листа.

Но сенатор, а также его дочь, Элизабет, и зять, Майкл, решили остаться. Некогда открытый и доступный, Кэннон-Пойнт преобразился, сделавшись похожим на поселение на оккупированной территории. В поместье появился еще один никому не известный контрактор, на этот раз, чтобы возвести десятифутовую кирпичную стену и небольшую будку для круглосуточно дежурящей охраны. По завершении работ, команда специалистов нашпиговала поместье камерами наблюдения и детекторами движения. Соседи жаловались, что принятые сенатором меры безопасности портят вид с бухты Деринг и пролива. Поговаривали о петиции, некоторые вполголоса требовали созыва городского совета, а «Шелтер-Айленд рипортер» даже опубликовал парочку гневных писем. Но со временем к новому забору все привыкли, и вскоре никто уже не помнил, кто и чем был вообще недоволен.

— Их вряд ли стоит винить, — сказала Марта Крейтон. — Раз ему нужен этот хренов забор, пусть так и будет. Понадобится ров — черт с ним, пусть роет ров.

О Майкле Осборне на острове знали мало. По общему мнению, он занимался каким-то бизнесом, то ли в сфере международной торговли, то ли в мутном мире консалтинговых услуг. Приезжая с женой на выходные, Майкл обычно держался обособленно. Завтракая в аптеке «Хайтс» или заходя выпить пива в «Дори», он всегда приносил с собой пару газет, отгораживаясь ими от остального мира. Попытки завязать вежливый разговор встречали мягкий отпор; казалось, что-то невероятно важное притягивает его взгляд к газетной странице. Женская половина острова находила его «красавчиком» и прощала холодность как проявление некоей глубинной застенчивости. Гарри Харп, славившийся талантом облекать простые мысли в простые выражения, обычно отзывался об Осборне так: «этот хренов сукин сын из города».