Джеймс Тейбор - Заледеневший

— Ни телефонной, ни радиосвязи, вы это помните? Это мертвая зона. Мы можем успеть добраться до станции, но времени на то, чтобы вывести наружу всех, у нас не хватит.

— Сукин сын.

— Я хочу предложить вам кое-что другое.

— И что именно?

Халли достала из аптечки снегохода пакет со средствами первой помощи и, действуя им, словно кирпичом, разбила переднюю фару и задние сигнальные фонари снегохода.

— Подберемся к нему незаметно, — сказала Халли. — Поехали.

— Встаньте с постели. Руки держите так, чтобы мы их видели.

Голос Долена звучал не грозно и не галантно — в его голосе была лишь сухая вежливость. Ни он, ни Тейлор уже не держали человека под прицелами своих пистолетов, но ни тот, ни другой не положили их снова в кобуру.

— Да-да. Конечно.

На мужчине, оказавшемся не Дэвидом Геррином, была надета голубая в белую полоску фланелевая пижама. Он вылезал из кровати, и его лицо при этом выражало такой испуг, который наводил на мысль о том, что этому человеку было привычно иметь дело с полицией, работающей совершенно иными методами.

— Простите, но я не могу припомнить вашего имени, — обратился к нему Барнард.

— Меня зовут Мухаммед Кандохар Саид.

— Кто он? — спросил Долен у Барнарда.

— Я личный помощник доктора Геррина, — представился Саид, к которому начало возвращаться самообладание.

— Где доктор Геррин? — спросил Барнард. — И почему вы здесь?

— Я присматриваю за его домом, — ответил Саид. — А что касается его местонахождения, я не уверен, что должен…

Долен, сунув руку за спину, вытащил наручники.

— Вы можете ответить на наши вопросы здесь или пройти с нами.

С лица Саида исчезла капля только что обретенной уверенности. «Там, откуда он приехал, — подумал Барнард, — фраза «пройти с нами» наверняка означает переход в некую средневековую адову бездну без всякой надежды на то, чтобы из нее выбраться».

— Он уехал в отпуск. — Глаза Саида не отрывались от наручников, которые все еще свешивались с руки Долена; нижнее кольцо качалось вправо-влево, подобно маятнику.

— Куда? — спросил Барнард.

— Этого я не знаю, — выдавил из себя Саид. Оторвав взгляд от наручников, он посмотрел на Барнарда. — Я и вправду не знаю. Пожалуйста, поверьте мне. Доктор Геррин не сказал куда, а мне в моем положении не положено задавать такие вопросы.

— И он не проинструктировал вас насчет того, как с ним связаться?

— Нет. Я спросил его об этом, а он ответил, что в отпуске хочет расслабиться. Не вспоминать о работе, так он сказал.

Барнард посмотрел на Баумана, и они оба переглянулись с маршалами.

— Обыск мы все-таки произведем, — объявил Долен. — Ордер на его проведение у нас имеется. А присутствия хозяина при этом не требуется.

Барнард снова повернулся к Саиду.

— Доктор Геррин не говорил, сколько времени он будет в отъезде?

— Нет.

— А что-нибудь вообще он говорил?

— Да.

— И что же?

— Он сказал: «К тебе должны будут зайти гости». Я подумал, он говорит о своих друзьях.

Жиётту нравилось управлять тяжелыми машинами. Во время службы во французской армии он хотел быть водителем танка, но его направили в спецназ, где он, казалось, нашел себя. Однако сейчас он испытывал почти сексуальное удовольствие, управляя этой ревущей всесокрушающей громадиной. В эти минуты казалось, что ему все под силу, даже несмотря на жгучую боль в правом бедре, которое по касательной задел один из баллонов. Ему почти ничего не приходилось делать, и он мог комфортно сидеть на высоком водительском сиденье с высокой спинкой и, едва касаясь левого джойстика, корректировать ход этой махины. Сани с установленной на них емкостью с горючим двигались перед трактором; по обе стороны саней, расположенных по центру громадного бульдозерного ножа, примерно на фут выступали его концы, поэтому двигаться вперед, катя перед собой сани, было совсем нетрудно.

Трудно будет позже: надо будет подать тревожный сигнал, а потом постараться не замерзнуть и остаться в живых, дожидаясь, когда прилетит «Твин Оттер». У пилота возникнут проблемы, связанные с посадкой самолета на невыровненной, покрытой льдом полосе, отмеченной всего несколькими световыми ориентирами. Если самолет разобьется, то и в этом случае можно считать, что пилоту повезло. Он умрет сразу, ничего не почувствовав. А вот Жиётту придется замерзать, если, конечно, он не найдет какого-либо менее мучительного и более быстрого способа лишить себя жизни.