Даже бдительный страж в караулке возле въезда на дачи не устоял перед сном — уронил голову на толстый кабель телефона, и от этого на лбу у него медленно вспухал лиловый рубец.
Беспокойно, ворочаясь в липких простынях, спал командир восьмого дивизиона СГБ. Денису Вячеславовичу снился генерал, Бешеный Дима, грозящий длинным пальцем. Палец вдруг превращался в дуло пистолета, командир дивизиона мычал и пытался закрыться ладонями. В конце концов полковник проснулся, вытер мокрое лицо, с неприязнью вслушиваясь в спокойное посапывание жены на соседней кровати. Серым волком полковник просочился в гостиную, к бару, достал на ощупь бутылку коньяка и сделал «ночной колпачок» — хороший, емкий, словно каска. После чего заснул по-младенчески и увидел исключительно приятный сон: в Георгиевском зале Кремля президент страны вручал ему знак Героя Отечества — золотую звезду, в центре которой алый витязь побивал копьем змия.
Спал председатель Европарламента в своей кремлевской резиденции. Во сне у него болели зубы, хоть их давно все удалили в хорошей лондонской клинике и поставили на платиновых штифтах белые красивые челюсти из металлизированного фарфора. Но во сне зубы иногда болели до сих пор — председатель застудил их совсем мальчишкой, когда был связником в армии Крайовой и несколько часов прятался от немецких овчарок в осеннем болоте.
Он застонал, проснулся и увидел у изголовья верного секретаря Збышека с походной аптечкой. После нескольких капель горьковатой пахучей микстуры боль отступила. Старик набросил халат и жестом остановил встрепенувшегося было секретаря. За дверью спальни, в небольшом узком коридоре, сидел охранник в штатском. Русский сразу же вскочил и проводил кремлевского гостя до туалета, возле которого прохаживался еще один квадратный мальчик. Оба молодых человека так и остались торчать за дверью, пока старик долго и вяло мочился.
— Зачем столько сторожей? — сердито спросил председатель Европарламента у секретаря, вернувшись в спальню. — Кого боятся наши хозяева?
— Полагаю, — пожал плечами Збышек, — они боятся покушения на вашу милость.
— А ты боишься, Збышек? — спросил председатель.
— Все в воле Всевышнего, — сказал секретарь, осеняя себя крестом.
— Вот именно, — сказал старик, забираясь в постель. — А эти вахлаки хотят перехитрить Господа…
Зубы не болели, мочевой пузырь не беспокоил, но сон все не шел, и старый пан Войцех начал невольно думать о том о сем. Наверное, это его последний визит на уровне председателя Европарламента. Хватит, покатался… Пора передавать руль молодым. Не таким, конечно, молодым и нахальным, как этот мальчишка, российский президент. Пыжился еще вечером на переговорах, щенок, изображал главу великой державы… Конечно, с иллюзиями в этом мире расставаться всего труднее, но надо поскромнее держаться, помнить, что держава стоит уже чуть ли не на левом фланге — за Китаем, Индией, Бразилией… Не спасет Россию европейская программа помощи, не спасет! Удивительная страна, матка боска… Если у древнего царя… Как там его? Да, если у того царя все, к чему он ни прикасался, обращалось в золото, то Россия, прикасаясь к золоту, непременно обращает его в дерьмо.
Старик с грустью подумал о своей скромной ухоженной мызе в Мазовше, неподалеку от Вышкува, и окончательно решил: этот московский визит — последний. Еще он подумал, уже засыпая, о предстоящей свадьбе младшей внучки, Марыськи, которая собралась замуж за негра, черного, как сапог. Пан Войцех не был расистом, он был обычным стариком, воспитанным на дивно изжившей себя идее превосходства белого человека.
Спал Гриша Шестов в скромной холостяцкой квартире. Перед сном, перебирая документы на Ивана Пилютовича Вануйту, доставленные расторопным Иванцовым, Гриша одновременно долго и нудно собачился по телефону с любовницей, которой надоели Гришины ночные бдения в редакции. Любовница подозревала, к сожалению безосновательно, что Гриша завел себе новую — молодую и красивую. Гриша понимал давнюю верную подругу: который год он не решается сделать ей предложение, а время идет, женщина с течением времени моложе не становится, и ее потаенная мечта о семейном счастье выдыхается, словно открытые духи. Гриша понимал подругу и даже во сне чувствовал раскаяние, хоть все равно не собирался жениться в ближайшие сто лет.
Спал педантичный молодой человек, хозяин дачи на Богучарской улице. На аккуратной сухой голове молодого человека покоилась волосяная сетка, а на прикроватном столике лежал томик Плутарха, заложенный шелковой ленточкой. Спал в сарайчике и страшный мастифф, подрыгивая толстыми лапами и повизгивая от возбуждения, — во сне ему привели молодую игривую суку, которую он как-то видел в чужой машине возле хозяйской дачи.
Читать дальше