Т. Паркер - Лето страха

Говорю я все это отнюдь не для того, чтобы усомниться в простой истине — Полуночной Глаз заслуживает казни на гильотине или на электрическом стуле. Место ему именно там. И, если мне будет предписано опустить на его голову топор, я, конечно же, опущу, хотя не столько из чувства мести, сколько из чувства долга. Я опущу топор и тем самым избавлю других от необходимости сделать это. Рак тоже есть убийца бесконечного числа людей. И ни то, ни другое не выбирают.

Пэриш изложил историю заболевания Инга эпилепсией. Интересно, его заикание, записанное на пленку, начинается именно во время приступов или это симптом подступающего помрачения сознания? Кроме того. Инг сам признает, что с восемнадцати лет, с той минуты, как он покинул родительский кров и устроился ночным сторожем в ветеринарной лечебнице, он прикладывается к бутылке. После скандала с доктором он стал вести жизнь бродяги. Все больше отдалялся от родителей. И, как ни странно, все реже попадал в поле зрения правоохранительных органов.

Еще одно обстоятельство показалось мне поразительным, если не сказать жалким: с ранних лет Инг пытался обрести веру в Бога. Делал все, что было в его силах. Будучи еще мальчишкой, перебрал и лютеранскую, и методистскую, и баптистскую церкви (мать часто меняла объект семейной веры). Став взрослым, испробовал католицизм, ортодоксальную веру, иудаизм, буддизм, ислам, конфуцианство, розенкрейцеризм... По его же словам, он «искал простые ответы на сложные вопросы». В конце концов сделал вывод: «Все религии, которые я открыл для себя, основываются на одном и том же — мошенническом — утверждении, что есть Отец, который о тебе позаботится. Едва ли существует на свете большая ложь».

После этого в кабинете воцарилась тревожная тишина, нарушаемая лишь звуками ремонтных работ по восстановлению системы кондиционеров.

Винтерс откинулся на спинку кресла, скрестил на груди руки и принялся созерцать свой письменный стол.

— Миссис Инг, — наконец заговорил он, — хотели бы вы что-нибудь добавить к сказанному?

Женщина чуть расправила согбенные плечи и глубоко вздохнула.

— Ну... я думаю... я полагаю, большая часть из прочитанного — чистая правда. Когда десять лет назад умер Ховард, Билли словно набрался... смелости, что ли? Могу сказать только... на протяжении всей моей жизни с Билли я видела в нем двух совершенно различных людей: один находился внутри него, а другой — где-то еще. По правде сказать, в глубине души он неплохой. Я понимаю, сколь нелепо это сейчас звучит, но правда... он никогда не был... я имею в виду... сама толком не знаю, что имею в виду.

— Вы имеете в виду то, что он ваш сын, и то, что вы любите его, — пришел я ей на выручку.

— Спасибо, да, именно это.

— Скажите, были ли у него какие-то влечения, интересы? — спросил Пэриш.

— Он любил всякие электрические штуковины, электронные устройства. Как-то разобрал наш телефон и попытался собрать его снова.

— И как, получилось? — спросил я.

— Да. Правда, это потребовало некоторого времени. И Ховард очень сердился. Он был... можно сказать, довольно талантливым в этой области... Он собирал радиоприемники и портативные рации. Он всегда был увлеченным радиолюбителем.

— А ему не нравилось наряжаться? Ну, в вашу одежду, например, Ховарда или в какие-нибудь другие костюмы? Устраивать маскарады, одним словом? — спросил Эрик.

— О, ну конечно же. Все это было. А уж Хэллоуин (канун Дня Всех Святых) был его любимым праздником.

— Да кому это вообще может быть интересно? — брякнул Пэриш.

— Мне интересно, — сказал я. — Вальд определенно что-то имеет в виду.

— Что именно?

Я вспомнил, Чет нашел волос с заметным слоем лака. И еще вспомнил — точнее, начал вспоминать — ход собственных мыслей во время разговора с Глазом в доме Джо и Коррин: почему он был так счастлив увидеть в газетах свою фотографию?

— Например, тот факт, что и борода, и эти космы — всего лишь маскировка, — сказал я, глядя на Эрика. — Он носит что-то вроде маскарадного костюма. Он специально покрывает свои волосы лаком, чтобы они... торчали.

Вальд улыбнулся.

— А что, мне представляется вполне вероятным подобное допущение. Кстати, оно и в психологическом плане кажется мне вполне убедительным. Определенная часть того, что делает этот человек, представляется мне неким ритуалом. Он как бы заново восстанавливает, проигрывает сцены детства и полученные в ходе них травмы для того, чтобы выйти из них победителем, а не жертвой. А космы и борода — часть этого ритуала. Скажите, Мэри, у Ховарда...