Скотт Туроу - Личный ущерб

Стэн задумчиво рассматривал меня, но слезать с капота он не торопился. По эстакаде, взвизгнув шинами, съехала машина.

— Джордж, нельзя допускать, чтобы Туи увильнул. Ни в коем случае. Неужели ты не согласен? И никакие личные причины не должны служить помехой. В конце концов, что вы с этого будете иметь? Ты или твой клиент.

Так уж сложилось, что я всегда уступал Стэну. Не в том смысле, что сдавал позиции перед ним в суде, подводя клиента. Нет. Просто в моральном плане он всегда стоял выше меня, ведь адвокат вынужден плавать в мутных водах компромисса. Собственно, мое решение представлять Робби Фивора в суде было принято с целью выяснить, существуют ли принципы, которых я мог бы придерживаться с таким же упорством, как Стэн. Мне хотелось хотя бы раз получить какое-то удовлетворение. И наконец это случилось. Сейчас.

— Стэн, — сказал я, — получишь ты пленку или нет, зависит не от меня. Но если бы зависело, я бы, наверное, выбросил ее в реку Киндл. Однако решение принимает Робби Фивор. И тебе придется просить ее у него. Просить, зная, что он имеет законное право отказать. Тебе придется его уговаривать, Стэн, возможно, умолять. И я рад, поскольку тебе придется вспомнить кое-что давно забытое. А именно — каково находиться в зависимости от другого человека.

Я сел в машину и завел двигатель. Стэн сполз с капота, видимо, опасаясь, что я поеду вместе с ним. Такое, вероятно, не повторится, но все равно это был первый раз, когда Стэн меня испугался. Надо ли говорить, что в этот момент я почувствовал, будто мою душу окропили живительным бальзамом.

Зал, где заседало большое жюри, находился в новом здании, этажом выше офиса федерального прокурора. Неподалеку отсюда размещался офис председателя окружного суда, в чьи обязанности входило пресекать неправильные действия со стороны обвинения. Остальные судьи, которых поначалу разместили в новом здании, вскоре были вынуждены вернуться на старое место, потому что в этом сооружении, построенном в годы правления Огастина Болкарро его вороватыми субподрядчиками, полностью вышла из строя система отопления и кондиционирования воздуха. Также пришлось заменить все окна, которые при сильном ветре лопались, пугая прохожих. Комплексная судебная тяжба по поводу злоупотреблений при строительстве здания безуспешно велась многие годы с участием, по крайней мере, тридцати адвокатов.

Фойе перед залом большого жюри было похоже на вестибюль дешевого мотеля или приюта для бездомных. Низкосортная штукатурка во многих местах отслаивалась. Диваны и кресла без подлокотников, наверное, изготовили где-то в начале шестидесятых. Скорее всего, их откопали на каком-то государственном складе и сунули сюда. И произошло это еще в эпоху Рейгана, добившегося резкого сокращения бюджетного финансирования. Глядя на эту обстановку, несложно было представить хиппи с головными повязками и в бусах, сидящих вдоль стен на полу и употребляющих наркотики, тогда как уже свыше десяти лет в этом помещении устраивались свидетели, ожидающие вызова в зал для дачи показаний. И без того отвратительное настроение дополнительно подавляла еще и вот такая «замечательная» атмосфера.

Сегодня здесь собралось удивительное общество. Сеннетт с присущим ему коварством вызвал всех, кого оговорил Робби, хотя бы в малейшей степени. Наряду с незаметными судебными служащими, прибыли фигуры весьма значительные. Шерм Краудерз возвышался каменной глыбой рядом со своим адвокатом, Джексоном Эйресом, опытным и изворотливым противником обвинения, который в любое дело афроамериканца привносил расовую проблему. Для защиты Джудит Макуиви он пригласил своего коллегу. Она сидела рядом, совершенно подавленная, разумеется, уже отказавшаяся от своих показаний, данных два дня назад. Всего повесток было вручено тринадцать или четырнадцать, но Пинхус Лейбовиц, Кван и Барнетт Школьник отсутствовали, потому что с ними полностью разобрались ранее. Все остальные, кому грозило предъявление обвинения, имелись в наличии, даже Уолтер Вунч, хотя надежды, что он доживет до суда, пусть даже самого срочного, не было никакой.

Для меня цель данной церемонии была примерно ясна, и я ей не очень симпатизировал. Сеннетт заставил их прийти со всеми необходимыми документами. Среди документов основную роль играли еженедельники, но двоим служащим предписали принести вещи, полученные от Робби в качестве «подарков». Помощница судьи Джиллиан Салливан, Гретхен Сувалек, сжимала в руках шкатулку от Тиффани, где лежали серьги, подаренные за доброжелательное отношение. Уолтер Вунч, сидящий рядом со своим адвокатом, Мелом Тули, который представлял большинство из присутствующих, принес не только судебные документы, но также и набор дорогих клюшек для гольфа с добавлением графита, которые Робби вручил ему несколько недель назад. Он держал их на коленях, сложенными в блестящую кожаную сумку. В глазах Вунча мелькало мрачное беспокойство, как у игрока, обнаружившего, что сегодня его к игре не допустят. Во время выступления Робби перед большим жюри всех по очереди будет приглашать в зал сам Сеннетт или один из его помощников, и там с помощью различных юридических ухищрений, нацеленных на обход пятой поправки [61], этих людей вынудят к признаниям.