Скотт Туроу - Личный ущерб

Робби замолчал и стал задумчиво вертеть в пальцах куриную кость.

Ивон не совсем понимала, к чему он это рассказал. И Робби тоже. Наверное, он хотел сказать, что простил друга или объяснял, почему это придется сделать. Или наоборот, хотел подчеркнуть, что Мортон осквернил фундаментальные основы их отношений.

Ивон сообщила Макманису, что останется на ночь у Робби. Для охраны. В доме дежурили несколько агентов, но Робби был поручен персонально ей. К тому же ночевать все равно было негде. В вестибюле ее дома разбили лагерь репортеры, жаждущие встретиться со специальным агентом Ивон Миллер.

Сверху позвонила Эльба: Рейни открыла глаза, и Робби ушел на некоторое время. Рейни смотрела днем телевизор, поэтому ей надо было что-то объяснить. Робби сказал, что втиснет все в три фразы, самое большее и, разумеется, о тюрьме ни слова. Этого Рейни должно хватить, потому она слишком слаба, чтобы долго терпеть на голове хитрую лазерную штуковину, похожую на шахтерский фонарь, с помощью которой управлялся компьютерный синтезатор голоса.

Ивон направилась в свободную комнату на втором этаже, где уже однажды ночевала. Зачем им нужна эта комната? А громадный дом? Ее все еще удивляли люди, тратившие деньги, просто чтобы тратить. В поисках наволочки Ивон прошла в бутафорскую детскую рядом со спальней Рейни. Здесь на диван-кровати попеременно спали Эльба и Робби, сменяя друг друга. Через стену слышался голос Робби. Он возражал что-то, с чем-то не соглашался. То, что произносил синтезатор речи, Ивон слышала отчетливо. Одну фразу Рейни произнесла несколько раз:

— Ты обещал.

Через несколько минут Робби вышел. Увидев в коридоре Ивон, он завел ее обратно в комнату.

— Она хочет поговорить с тобой. Позднее. Узнала, что ты агент ФБР, и надеется, будто ты заставишь меня сдержать слово. — Он слабо улыбнулся, а Ивон ощутила дрожь.

— Ты не должен делать этого, Робби.

— Нет, должен. Потому что тогда выходит, что я ей солгал. Обещал, что Рейни в любой день может рассчитывать на выполнение своей воли. Ивон, ты поступила бы точно так же. Если бы обещала тому, кого любишь.

Неужели? Внутри у Ивон все сжалось. Легко, конечно, было бы ответить, что нет, она никогда бы на такое не решилась, это не по-христиански. Ну, а если человеку совершенно не на что надеяться, как вот этой бедной страдающей женщине, которая сейчас лежит в соседней комнате? Рейни ведь практически уже ушла из этого мира.

Теперь доктор приезжал каждый день. Он рассказал, что один его пациент с принудительной вентиляцией прожил еще несколько лет, и Робби не переставал уговаривать Рейни изменить решение. Но она не хотела ждать, когда кислородное голодание начнет вызывать галлюцинации, и желала уйти сейчас. Пока еще оставалась какая-то возможность ясно мыслить.

— Завтра, — сказал Робби. — Может, в субботу. Есть несколько человек, которых она хочет увидеть. Пока не знаю, что делать с Мортоном и Джоан. Вот пройду завтра это чертово большое жюри. — Робби сел на диван-кровать. — Это будет совсем не так, как ты думаешь. Нужно просто дать возможность природе сделать свое дело.

— Робби, я тебя не осуждаю. На это ни у кого нет права.

Он кивнул в знак того, что принимает утешение.

— Понимаешь, мы с доктором этот деликатный вопрос все время осторожно обходили. Самый простой способ — снотворное. Она заснет, а я в это время отсоединю эту штуковину. И все. Главное, я буду рядом в момент ее перехода из настоящего в прошлое. — Робби поморщился, потер виски и вдруг спросил: — А чем вы занимались, когда ты оставалась с ней одна?

Ивон пожала плечами:

— Я ей читала, иногда мы разговаривали.

— О чем?

— О вас, — ответила она. — О любви.

— Да, любовь, понимаю… — Неожиданно его глаза вспыхнули. — А ты? Ты любила кого-нибудь? Ну так же, как я Рейни? Когда вдруг осознаешь, что не можешь жить без этого человека.

— Ты имеешь в виду, могут ли любить лесбиянки?

— Ладно, не хочешь говорить об этом — не надо. — Робби немного обиделся.

Любила ли она кого-нибудь? На этот вопрос было трудно ответить даже себе. Тина Крайант. Если бы тогда все получилось, то это и была бы любовь. А так… Ивон не собиралась притворяться.

— Нет, — промолвила она, — я не могу вспомнить ни о какой своей влюбленности.

— Плохо, — отозвался Робби. — Очень. Мимо тебя прошло что-то чрезвычайное важное в жизни. — Он внимательно посмотрел на нее. — И тому, кто через это не прошел, ничего не объяснишь. — Ему захотелось смягчить свои слова, и он взял Ивон за руку. — Боже, какая была неделя! Сущий ад. — Робби опрокинулся на диван-кровать и застыл, широко раскинув руки. — Послушай, это не будет считаться оскорблением кодекса чести ФБР, если я попрошу тебя здесь немного посидеть во время моего сна?