Ник Гоуинг - Петля

— Не знаем, — проревели рекруты, стуча ногами и гремя пустыми фляжками.

— Ну вот, на следующий день Брежнев просыпается в Кремле и видит, что остался один. Нет ни друзей, ни помощников. Никого не осталось.

Подогретые выпивкой и новым духом сообщности, ребята раскатисто хохотали и выражали свое дружеское восхищение. Они уже психологически были подготовлены к тому, чтобы выполнить все, что от них потребует Марченко. Барсук приготовился, чтобы отрапортовать генералу. Гвардия «Братства» находилась в отличной форме и была готова действенно противостоять гангстерам из Узбекистана.

В горах неподалеку от Ташкента Раджабов сидел на дачной террасе, запихивая в рот плов и обсуждая вопросы безопасности с Мусиным, бывшим офицером КГБ, назначенным им начальником своего штаба. Сообщение Азимова о том, что Марченко снова — и решительно — грозит дотла разрушить все созданное Раджабовым и для того направил в Хиву весьма опасного и умного Полякова, требовало ответных действий.

— Я хочу быть уверен, товарищ, что ты, как мой начальник штаба, располагаешь необходимым количеством людей для обеспечения моей безопасности.

Мусин вытер рукавом остатки жира от шашлыка.

— Все будет в порядке, — сказал он бандитскому лоху.

— Но если ты ошибаешься, — заявил Раджабов, — можешь считать себя мертвецом.

Мусин кивнул. Он знал, что значит, согласно традиции и закону, высшая мера наказания для неудачника. В конце концов, он был узбеком.

Зорин отослал жену спать и обещал присоединиться к ней, как всегда, поскорее. Она знала, что этого не произойдет.

Ее догадка была справедлива. Заместитель Председателя одиноко сидел в богато обставленной служебной квартире. Он раздумывал, позвонить ли в Ташкент Раджабову, имелись важные сведения, и прежде всего Наташина информация о том, что Марченко послал Полякова куда-то в Узбекистан, предположительно в Хиву, с приказом убить Раджабова.

Зорин уже предупредил Азимова, но не знал, что тот сделал с полученными данными. Передал Раджабову? Или же он решил не тревожить лоха известиями, которые, возможно, и не представляли реальной опасности.

Генералу было не по себе. Если он не раскроет карты перед Раджабовым, то будет в ответе за действия Полякова. С другой стороны, если он преувеличит опасность и не последует попытки убийства, это дискредитирует Зорина и Раджабов может его уничтожить.

Заместитель Председателя отрешенно жевал холодные остатки утиной ножки, затем свалил ее на блюдо, запил горячим кофе с изрядной рюмкой коньяку.

Он ждал. Того, в чем не был уверен.

Зорин не стал звонить в Ташкент, хотя понимал, что следовало бы.

Скрипя и покачиваясь, поезд шел сквозь густые лесные заросли, через богатые черноземные степи к юго-востоку от Москвы. Вдруг он остановился. Российские «скорые» и «пассажирские» имеют обыкновение останавливаться, иногда на длительный и неопределенный срок, притом посреди пустынной местности. Но пассажиры не обращают на это внимания, поскольку каким-то непостижимым образом поезда прибывают на место вовремя.

Морозный ветер хлестал по вагонам в то время, как они стояли в безлюдье, облитые лунным светом, на двух узких стальных полосках, лежащих меж глубоких сугробов. Тринадцать сотен спящих пассажиров могли находиться где-то возле Коломны, Рязани или даже дальше к югу, возле Мичуринска. Но никто из пассажиров этого не знал, потому что проводники ничего не сообщали.

Поезд рванул, медленно набирая скорость, пока вагоны не начали вновь раскачиваться и поскрипывать в установившемся ритме. Стали слышны крики пьяных и громкие глухие удары тел о стенки, когда пассажиры пробирались по вагону. Но Поляков ничего не ощущал.

— Коньяк, коньяк! Кому нужен коньяк, господа? Хорошая икра?

Тяжелые кулаки молотили в дверь к Полякову, а хриплый голос предлагал контрабандный алкоголь и соленую осетровую икру. Разносчики захватили этот рынок в поездах, их дело процветало.

— Пять тысяч рублей бутылка. Хорошая цена за хороший коньяк. Десять долларов за икру — лучшее, что могут предложить контрабандисты из дельты Волги. И все по цене, которая вам доступна.

Поляков резко шевельнулся. Его глаза пробежали по темному купе, и потребовалось несколько мгновений, чтобы он осознал, где находится.

— Коньяк, я знаю, что вам наверняка нужен коньяк, господин.

Голос звучал как на стадионе. Там, в коридоре, вероятно, считали, что в этом мягком купе должен находиться легковерный иностранец с твердой валютой. Дверь дрожала, а голос продолжал настаивать.