Андреас Эшбах - Видео Иисус

— Уму непостижимо, — в отчаянии простонал Иешуа. — Да это же первый археологический смертный грех!

— Что было в мешочке? — спросила Юдифь. Стивен взял свой бокал и опрокинул внутрь остатки

шерри, затем сложил губы трубочкой, потом снова втянул их, глянул вверх на потолок, потом перевёл взгляд с одного на другую.

— Вы мне не поверите, — сказал он.

В репертуаре эллиническо-римских времён весь период этих обеих эпох подтверждается типами сосудов. Горшки для приготовления на огне Е-1 и Е-2 относятся к 1 в. до н.э. и к 1 в. н.э., причём Е-1 — свидетельство конца 1 в. до н.э. (см. LAPP 1961, 190: тип 72.2; TUSH INGHAM 1985, 56; фиг. 22:28, 29; 23:5; 24:7, 17, 18), а Е-2, кажется, появился ещё раньше в этом веке.

Профессор Чарльз Уилфорд-Смит. «Сообщение о раскопках при Бет-Хамеше».

Они шли к белой палатке, Джон Каун впереди, как хозяин, который ведёт гостей по своим владениям. Он остановился на краю площадки, изрытой в шахматном порядке квадратными ямами, одни из которых были только начаты, другие углублены основательно. Палатка была, как казалось, установлена над одной из таких ям, и на каждом углу стояла охрана — решительного вида молодые люди с висящими на груди чёрными, устрашающего вида автоматами. Охранники насторожённо осматривались, будто в любой момент ждали нападения целой армии.

Эйзенхардт потел. Он удивлялся, как это магнат выдерживает в своём двубортном тёмно-синем пиджаке, с туго завязанным галстуком, закреплённым золотой булавкой. Но всё же и тому досталось на ботинки и на штанины немного местной всепроникающей жёлтой пыли, так что и он, похоже, далеко не сверхъестественное существо.

Профессор, слегка сутулясь, держался позади него. Интересно, сколько ему лет? Наверняка за семьдесят, у него совсем седые волосы. Эйзенхардт попытался представить себе, что заставляет человека в таком возрасте ковыряться в земле чужих стран вместо того, чтобы мирно сидеть дома и разводить розы. Эта роль ему бы очень хорошо подошла. А вместо этого он столько лет живёт в пустыне, которая Эйзенхардту осточертела уже через полчаса.

Каун взялся за полог палатки, откинул его и придержал, чтобы пропустить вперёд Эйзенхардта и Уилфорд-Смита.

— Осторожно, — сказал он, когда писатель входил внутрь, — там спуск.

Свет внутри палатки был приглушённый и мягкий. Зато жаркая духота могла сразить наповал. Эйзенхардт остановился, чтобы сориентироваться. Палатка действительно была установлена точно над квадратной ямой. Сторона квадрата была примерно пять метров. У самых носков его ботинок начинались ступени вниз — с большими, разной высоты ступенями. На одном месте кто-то положил на ступеньку доску и придавил её камнями. Эйзенхардт осторожно спустился на дно ямы глубиной метра в два.

Кто-то, наверное Каун, включил освещение, и вспыхнули лампы, укреплённые по углам палатки. Эйзенхардт остановился и ещё раз огляделся по сторонам. Сколько времени потребовалось, чтобы вырыть такую яму в одиночку? А ведь вокруг десятки таких ям.

В стенах торчали большие камни, готовые, казалось, обрушиться при малейшем громко произнесённом слове. Дно было плоское, утоптанное и песчаное, а в углу лежало нечто, прикрытое тёмно-синим пластиком.

Великая тайна.

Находка, от которой мозговые извилины завязываются узлом.

В течение долгого мгновения Эйзенхардт испытывал страх — просто оттого, что он в чужой стране, в чужой обстановке, оттого, что могущественный председатель правления могущественного концерна чего-то ждёт от него — Эйзенхардт не знал, чего именно и уж тем более не знал, сможет ли он исполнить ожидаемое. Этот страх водворился в каждой клетке его тела, затрудняя каждый шаг, заставляя оглядываться на стены ямы и находить их угрожающими. Страх. Старый его спутник. Может быть, даже причина того, что он пишет о приключениях вместо того, чтобы эти приключения переживать. О своём детстве он вспоминал как о волнующем времени, полном чудес и открытий. Но однажды он испытал страх и после этого уже не выходил, а сидел дома и начал писать.

Он глубоко вздохнул, следя за выдохом. Когда-то он обнаружил, что страх исчезает в тот короткий момент, когда выдох заканчивается и лёгкие пусты. Иной раз эти секунды были для него окном в мир действительности, в мир, как тот выглядел при отсутствии страха в его глазах, в его нервных окончаниях. И сейчас, в этот момент он почувствовал, что по ту сторону страха снова была детская, волнующая радость, как будто она никуда и не исчезала.