Сидни Шелдон - Полночные воспоминания

Обвинитель Питер Демонидес держал речь, обращенную к жюри:

– Дамы и господа! Иногда суд по делу об убийстве занимает от трех до четырех месяцев. Однако на этот раз нам не стоит беспокоиться о том, что дело затянется. Когда вы познакомитесь с обстоятельствами дела, я уверен, что вы вынесете единственно возможный приговор – убийство с отягчающими вину обстоятельствами. Общественное обвинение докажет вам, что обвиняемая преднамеренно убила своего мужа, так как он угрожал ей разводом, обнаружив, что у нее любовная связь с шофером, работающим на их семью. Мы докажем, что у обвиняемой были мотивы, возможность и средство хладнокровно привести в исполнение задуманное. Благодарю за внимание. – Он повернулся на место.

Главный судья повернулся к Чотасу:

– Защита готова выступить с заявлением?

Наполеон Чотас не торопясь поднялся на ноги:

– Да, Ваша честь. – С трудом, шаркая ногами, он сделал несколько шагов в сторону жюри. Немного постоял, мигая, а когда заговорил, то показалось, что он говорит сам с собой.

– Я прожил долгую жизнь, и она меня научила, что ни один мужчина и ни одна женщина не способны скрыть то зло, что живет в них. Как сказал поэт, глаза – это зеркало души. Думаю, он был прав. Я хочу, чтобы вы, дамы и господа, заглянули в глаза обвиняемой. И вы увидите, что она не может убить. – Наполеон Чотас немного постоял, как будто собираясь что-то добавить, потом, шаркая ногами, вернулся на свое место.

Питер Демонидес торжествовал. «Бог ты мой! Да это самое беспомощное заявление, какое мне когда-либо приходилось слышать. Старик уже ни на что не способен».

– Обвинитель может пригласить первого свидетеля?

– Да, Ваша честь. Я хотел бы пригласить Розу Ликоургос.

Плотная женщина средних лет поднялась со скамейки, где сидели зрители, и решительно двинулась к месту для свидетелей. Она была приведена к присяге.

– Миссис Ликоургос, чем вы занимаетесь?

– Я работаю экономкой… – Голос ее прервался. – Я работала экономкой у мистера Саваласа.

– Мистера Джорджа Саваласа?

– Да, сэр.

– Скажите нам, как долго вы там работали?

– Двадцать пять лет.

– О, это очень долго. И какого вы мнения о вашем хозяине?

– Он был ангелом.

– Вы работали у мистера Саваласа при его первой жене?

– Да, сэр. Я стояла рядом с ним у могилы, когда хоронили его жену.

– Правильно ли будет сказать, что между ними были хорошие отношения? – Они безумно любили друг друга.

Питер Демонидес взглянул на Наполеона Чотаса, ожидая возражений по поводу своих вопросов. Но Чотас сидел, по-видимому, погруженный в свои мысли.

– Работали ли вы у мистера Саваласа, – продолжил обвинитель, – во время его второй женитьбы, на Анастасии Савалас?

– Да, сэр, разумеется. – Она не просто говорила, она выплевывала слова.

– Можно ли назвать их брак счастливым? – Он снова взглянул на Чотаса, но тот никак не прореагировал.

– Счастливым? Нет, сэр. Они жили хуже кошки с собакой.

– Вы присутствовали при ссорах?

– Тут уж ничего не поделаешь. Во всем доме слышно было, хоть это и большой дом.

– Как я понимаю, ссоры были словесные, не физические? Я хочу сказать, были ли случаи, чтобы мистер Савалас ударил свою жену?

– О, вполне физические. Но все было наоборот. Мадам дралась. Мистеру Саваласу было уже порядком лет, и бедняга стал таким хрупким.

– Вы видели, как миссис Савалас била своего мужа?

– И не один раз. – Свидетельница взглянула на Анастасию Савалас с угрюмым удовлетворением.

– Миссис Ликоургос, в ночь смерти мистера Саваласа кто из прислуги был в доме?

– Никого.

Питер Демонидес позволил себе не скрыть своего удивления:

– Вы хотите сказать, что в таком большом доме не осталось никого из прислуги? Разве у мистера Саваласа не было кухарки, горничной или, наконец, дворецкого?

– Конечно, были, сэр. Но в этот вечер мадам всех отпустила. Сказала, что хочет сама приготовить мужу ужин. Собиралась устроить ему второй медовый месяц. – Последнее замечание сопровождалось презрительным фырканьем.

– Значит, миссис Савалас ото всех избавилась?

На этот раз уже главный судья взглянул на Наполеона Чотаса, ожидая возражений. Но адвокат все еще был занят своими мыслями.

Тогда главный судья обратился к обвинителю сам:

– Прекратите задавать наводящие вопросы!

– Прошу прощения, Ваша честь. Я задам вопрос иначе.

Демонидес подошел к миссис Ликоургос поближе:

– Вы говорите, что в ту ночь, когда вся прислуга должна была находиться в доме, миссис Савалас всех отпустила, чтобы остаться наедине с мужем?