Майкл Коннелли - Последний койот

— Прекратите заниматься самобичеванием, — строго сказала доктор Хинойос. — Прошлое подчас подобно дубинке, и чем чаще вы возвращаетесь к нему мыслями, укоряя себя, тем сильнее становятся травмы, которые вы себе наносите. На мой взгляд, вы явно с этим переборщили. Лично мне вы кажетесь очень хорошим и добрым человеком. Так что не позволяйте мрачным мыслям разрушать то лучшее, что в вас есть.

Босх кивнул в знак того, что понимает ее и принимает ее слова к сведению, но в следующий момент совершенно про них забыл.

— Последние два дня я много и напряженно размышлял.

— И о чем же?

— Обо всем на свете.

— Ну и как? Вы уже пришли к какому-то решению?

— Почти. Я собираюсь вытащить эту занозу. Другими словами, хочу уйти из управления.

Она сложила на столе руки и наклонилась к нему.

— О чем это вы толкуете, Гарри? Это совершенно на вас не похоже. Ваши работа и жизнь суть одно целое. Я лично считаю, что между ними должна существовать определенная дистанция, но полностью разделять их не следует. Кстати… — Она замолчала, словно ее вдруг посетила удачная мысль. — Уж не в этом ли заключается ваша идея расплаты за собственные грехи? Так, что ли, вы решили наказать себя за то, что случилось?

— Не знаю… Я думал… Короче говоря, должен же я как-то ответить за свои деяния. Ирвинг, насколько я понимаю, наказывать меня не собирается. Но я могу сделать это сам.

— Вы допускаете ошибку, Гарри. Серьезную ошибку. Вы собираетесь расплатиться за свои прегрешения, разрушив свою карьеру. То есть хотите оставить единственное дело, которое, по вашему же собственному утверждению, делаете хорошо. Вы что — и в самом деле собираетесь все бросить?

Он кивнул.

— Вы, может быть, уже и документы из управления забрали?

— Нет еще.

— В таком случае не делайте этого.

— А почему бы и нет? Я больше не могу этим заниматься. У меня такое ощущение, что я — охотник за привидениями и хожу по улице в окружении целой толпы призраков.

Он покачал головой. Они с доктором Хинойос обсуждали сейчас тот самый вопрос, который он в последние два дня, прошедшие со времени его визита в дом Мередит Роман, неоднократно задавал самому себе.

— Повремените с этим, — сказала Хинойос. — Я призываю вас лишь к тому, чтобы вы ничего не делали сгоряча. Сейчас вы находитесь в административном оплачиваемом отпуске. Воспользуйтесь этим и правильно распорядитесь тем временем, которое вам предоставлено. Я скажу Ирвингу, что с положительным рапортом относительно вашего возвращения на прежнее место работы ему придется подождать. А вы пока основательно все обдумайте. Поезжайте куда-нибудь, позагорайте на пляже. Только не вздумайте забирать документы. Это вы всегда успеете.

Босх вскинул руки в знак того, что ее аргументы его убедили и он больше не собирается с ней спорить.

— Прошу вас, Гарри, скажите мне это сами. Я желаю собственными ушами услышать о ваших намерениях.

— Хорошо. Обещаю вам снова все хорошенько обдумать.

— Благодарю за то, что вы вняли моим советам.

Она помолчала, словно подводя черту под заключенным между ними соглашением.

— Помните, что вы сказали по поводу увиденного вами на прошлой неделе койота? — тихо спросила она. — О том, что это последний койот?

— Помню.

— Мне кажется, я понимаю, что вы тогда чувствовали. Мне тоже ненавистна мысль о том, что это, возможно, последний койот в Лос-Анджелесе.

Босх выехал из международного аэропорта Тампы и покатил по направлению к Свану. Довольно скоро он обнаружил, что карта автомобильных дорог штата Флорида, лежавшая в «бардачке» арендованной им машины, ему не требуется. Он проследовал на восток от Свана в сторону Гайд-парка, а потом поехал вниз по Саут-бульвар к дому Джасмин. Добравшись до места, он увидел, как искрится в лучах солнца залив, вид на который открывался в конце улицы. Дверь на лестничной площадке была распахнута, но вторая дверь — из матового стекла — казалась запертой, и он решил постучать.

— Входите. Открыто.

Это был ее голос. Босх повернул ручку и вошел в гостиную. Джаз там не оказалось, но первое, что бросилось ему в глаза, была картина, висевшая на том самом месте, где раньше он видел только торчавший из стены гвоздь. Это был портрет мужчины, чей силуэт скрывался в тени. Он сидел за столиком в полутемном кафе, подпирая щеку рукой, отчасти закрывавшей и деформировавшей его черты, что заставляло зрителя сосредоточить внимание на пронзительных, глубоко посаженных глазах. Босх как раз рассматривал их, когда во второй раз услышал голос: