Виктор Михайлов - Бумеранг не возвращается

Раньше ей никогда не казалась такой бесконечно длинной эта дорога. Мерно, томительно однообразно стучали колеса, вздрагивая на стыках рельс. Мелькал за окном знакомый зимний пейзаж. Машенька смотрела безучастным взором и думала: «Неужели и такая боль пройдет, не оставив следа? Мама говорила… до свадьбы все заживет! Заживет ли?» — и кажется ей, что эти страшные дни и часы, когда нет сил унять бьющееся сердце, никогда не пройдут и не изгладятся из ее памяти.

От платформы до дачи она бежала. Ее вязаная шапочка сбилась на затылок, разметавшиеся волосы падали на глаза, она задыхалась от быстрого бега и, чтобы умерить свое дыхание, перешла на тяжелый шаг, но уже через минуту, забывшись, бежала опять.

Забор. Волнуясь, она не могла нащупать бечевку. Вот она! Подняв щеколду, она распахнула калитку и вбежала в сад. Держась за сердце, готовое выпрыгнуть, она с трудом нашла ключ, долго не могла попасть в скважину, наконец, открыв дверь, бросилась в комнату и…

Дверка печи распахнута и на решетке колосников она видит маленький клочок обгоревшей пленки, уцелело то место, где Патрик пленку держал рукой. Машенька берет это доказательство его чистоты, его честности и, крепко зажав в руке, долго стоит подле печи, пока удары ее сердца не становятся ровнее, затем медленно идет к двери, оставленной открытой, закрывает ее, возвращается в комнату и садится в кресло. И вдруг одна мысль, яркая, как солнечный луч, только что виденный ею на пороге, пронизывает ее сознание: «Ко мне вернулось мое счастье, мой Патрик!» Она смеется, и с ее лба исчезают две глубокие острые складки.

Проходит еще несколько минут. Наконец, будучи не в силах больше сдерживать себя, Маша поднимается с кресла, включает электричество, подходит к самой лампе и подносит к глазам найденный ею клочок обгоревшей пленки… Это почти уцелевший кадр, она сразу узнает его, этот символический снимок — голубь на стволе пушки.

Патрик сжег ту пленку, что она дала ему перед лыжной прогулкой!

Машенька не плакала, глаза ее были сухими. Она положила на стол этот клочок пленки, сняла кольцо с изумрудом, свое обручальное кольцо, положила рядом.

— Джентльмену в лучшем смысле этого слова, — сказала она, вышла на крыльцо, заперла дверь и положила ключ в условленное место.

Медленно, пошатываясь, долго ходила она по узкой дорожке среди ельника, пока окончательно не пришла в себя.

«Как женщина, как предельно оскорбленный человек я поступила правильно, — думала Машенька. — Я вернула ему кольцо и этот клочок обгоревшей пленки. Он должен знать, что для меня и эта подлость не осталась тайной!» Затем ей пришла мысль, что она плохо выполнила свой долг, его обязательные условия: «Помните, он должен верить вам. Это главное. Хватит у вас для этого мужества?»

«Хватит!» — ответила тогда Маша, и, вспомнив сейчас об этом, она вернулась назад, открыла дачу, вошла в комнату, надела кольцо на палец, бросила клочок пленки обратно в печь, и, тщательно собрав с пола рассыпанную ею золу, высыпала ее обратно на колосники. Затем носовым платком вытерла свой след на золе и, еще раз окинув внимательным взглядом комнату, ушла.

Тем временем Роггльс, расставшись с Машей, вылез из такси на Арбатской площади и, свернув в переулок, остановился, рассматривая окна верхних этажей небольшого, окрашенного в охристый цвет дома.

Вот детская игрушка в одном из освещенных окон привлекла его внимание. Это были большие детские счеты, на таких учат ребят считать. Пестрые шарики показывали тысячу двести двадцать один. На условном, понятном ему языке это значило: «Двенадцатого в двадцать один час». Роггльс посмотрел на часы, время близилось к девяти. Он быстро вернулся к оставленной машине и дал адрес Центрального телеграфа.

Около телеграфа Роггльс расплатился, отпустил такси и прошел в зал телефонов-автоматов к пятой слева кабине. Она была занята. Роггльс встретился глазами с человеком, занявшим кабину, и выжидательно остановился.

Человек вышел из кабины, и Роггльс вошел в нее. Он протянул руку, взял с аппарата записку и быстро пробежал глазами: Томилино. Обратная платформа. Третья скамейка.

Роггльс снял трубку, набрал номер, затем, положив на аппарат ролик пленки, повесил трубку на рычаг и вышел из кабины.

— Мой абонент занят, прошу, — сказал он дожидавшемуся человеку.

Незнакомец поблагодарил его, прикоснулся пальцами к полям шляпы и вошел в кабину.